Груз

Во второй половине года стало казаться, что внутреннее напряжение в стране слабеет, но уже вскоре после большевистского переворота в России президент Пуанкаре записывает в дневнике: «Всюду среди парижан тревога. Число пораженцев беспрестанно растет». И неудивительно: стало известно о начавшейся массовой переброске немецких войск с русского фронта на французский. Угроза поражения Антанты обозначилась вновь, сторонники немедленного мира обрели второе дыхание, повторялась ситуация апреля – июня, а кто-то был готов последовать русскому примеру. Но у Франции нашелся еще один спаситель, 76-летний премьер Жорж Клемансо, он действовал уже испытанными методами. Можно сделать вывод: во Франции между весной 1917-го и весной 1918-го вполне могло возникнуть местное издание большевизма – грибница Парижской коммуны никуда не делась из французской почвы. Страну спасли суровые, но необходимые меры. Всех, кто в теории мог возглавить пацифистский переворот сверху или солдатский бунт снизу, лишили возможности это сделать. Своей твердой политикой Петэн и особенно Клемансо «дотащили» свою страну до победы. А вот российское Временное правительство оказалось, увы, неспособно на твердую политику – социалист Керенский, стеснявшийся окоротить социалиста Ленина, был совсем не Клемансо.

Что же до Германии, «наступление Нивеля», даже провалившееся, стало тяжким испытанием и для немцев. Фронт был удержан ими уже при дефиците резервов. Неизвестно (вернее, известно), как бы повернулся ход войны, если бы русская армия нанесла свой согласованный с союзниками удар на германском фронте в те же дни апреля. Первого мая 1917 года, когда «наступление Нивеля» уже захлебывалось, страны Антанты получили из Петрограда важную ноту.

К тому времени из Петрограда уже прозвучало несколько деклараций о целях России в войне (манифест Петросовета «К народам мира» за подписью председателя Совета H. С. Чхеидзе, «Заявление Временного правительства о войне» за подписью премьера князя Г. Е. Львова, меморандум министра иностранных дел П. Н. Милюкова для печати, заявления разного рода деятелей). Попытки совместить внешнеполитические установки разных партий с воззрениями «оборонцев» и генералов вели к зыбкости формулировок.

Петросовет призывал народы Европы к совместным выступлениям в пользу мира и предлагал германским социалистам свергнуть кайзера. В правительственном заявлении через запятую после слов о «полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников» шли положения, встревожившие этих самых союзников: мир на демократических началах (т. е. не на условиях победоносной Антанты),

«самоопределение народов» (каких именно, уж не ирландцев ли?) и главное: «цель свободной России – не господство над другими народами, не отнятие у них национального их достояния, не насильственный захват чужих территорий»

(т. е. отказ от аннексий и контрибуций). В то же время Милюков заверял газетчиков в твердом намерении России присоединить русинскую Галицию, обрести контроль над Константинополем и проливами.

Союзники волновались: чему верить? Они несли громадные потери и заслуживали ясности. Их тревожили подозрения, что устранившая царя Россия теперь втайне, под прикрытием туманных фраз, готовится к сепаратному миру с немцами. Нота русского МИДа от 1 мая (вошедшая в историю как «нота Милюкова»), ничего не прояснив для Антанты, похоронила и обращенный к «своим» образ подразумеваемого стремления Временного правительства к прекращению бойни.

В ноте говорилось, что ни о каком ослаблении роли России в общей союзной борьбе нет и речи, подчеркивалось всенародное стремление воевать до победы. Для менее всего способного быть политиком Милюкова спокойствие Антанты (все равно недостижимое) было важнее хрупкого политического мира в России. Социалистам же его политическая неуклюжесть дала повод сковырнуть «февральский» кабинет и ввести в правительство эсеров и меньшевиков. Слом первоначальной модели правительства оказался роковым. Орган управления, который видел свою задачу лишь в том, чтобы как можно скорее довести страну до Учредительного собрания, оказался на поверку шаткой конструкцией, чьи цели и состав могут меняться под давлением безответственных сил.