К весне 1917 года германское командование решило отказаться от попыток наступать на суше: пусть противник сам пробует наступать и несет непоправимые потери. И действительно, попытка апрельского французско-английского наступления на бельгийском направлении закончилась катастрофой – французы потеряли 187 тыс. человек, англичане, временно подчиненные французскому командованию, – 160 тыс. В случившемся был во многом виновен легкомысленный французский военный министр Нивель, он охотно рассказывал о предстоящем наступлении чуть ли не дамам и, что еще хуже, – журналистам, намекнув даже на направление удара, что дало немцам возможность подготовиться. Битву назвали «мясорубкой Нивеля». Во французской армии начались мятежи, 20 000 солдат дезертировало. Английский военный историк Джон Киган (John Keegan) называет в своей книге «Первая мировая война» (рус. пер.: М., 2002) цифру, замалчивавшуюся не только во время войны, но ив откровенные годы после нее:
В июне 1917 г. революционным движением во французской армии были охвачены уже 75 пехотных и 12 артиллерийских полков (данные неполны). Солдаты покидали окопы, захватывали грузовики и поезда, чтобы двинуться на Париж, некоторые подняли красные флаги. Несколько дней между линией фронта и Парижем была всего одна надежная дивизия (по другим данным, целых две), командование сформировало заградотряды. На заводах Франции, включая военные и металлургические, в мае и июне прошла волна забастовок. В июле был отдан приказ по армии о смертной казни за отказ повиноваться. Наконец, было сделано то, на что ни в коем случае не решилось бы российское Временное правительство – были закрыты все мало-мальски вольнодумные газеты, а прочие издания прикусили язык сами. В редакциях газет, где представитель русской армии во Франции граф А. А. Игнатьев пытался понять, продержится ли Франция, избегали отвечать прямо и переходили на шепот.
Британские войска по соглашению с Парижем заняли тот участок французского фронта, где революционное движение было сильнее всего.
Весной и летом 1917 года представители союзников во Франции наверняка направляли в свои страны куда более панические депеши, чем те, что их коллеги слали в начале года из Петрограда, но историкам (нашим особенно) это теперь мало интересно – ведь революция во Франции не вспыхнула.