Что и происходило, приобретая порой загадочный характер. В июле 1915-го газеты сообщали, что в Березине (Мозырский уезд) опустошительный пожар истребил 587 строений.
Слухи, царившие на селе в военные годы, были не без оттенков. Мол, после победы георгиевские кавалеры получат земли «вдвое» против остальных, но получат все. Или помещики тоже получат землю, но в Сибири, и тоже «вдвое» против того, что у них было. Народ в этих слухах выделял главное (землю у помещиков отберут в любом случае) и привыкал к этой мысли. Зато если победит Вильгельм, он вернет всех крестьян обратно в крепостное состояние, поэтому сражаться надо что есть силы.
Селян возмущало продолжавшееся выделение «отрубов» для тех крестьян, что решили выйти из общины. Почти смирившись с этим в мирное время, теперь они срывали землемерные работы, утверждая, что «выделенцы» нечестно пытаются получить лучшие земли в то время, когда половина общинников на фронте. На землемеров нападали даже толпы женщин. Чтобы снизить напряжение на селе, Главное управления землеустройства и земледелия в июне 1915 г. сочло за благо отложить процесс до конца войны.
Этот шаг был отступлением власти, крестьянство поняло, что может успешно давить на нее. Крестьяне– арендаторы стали массово отказываться продлевать аренду земли: зачем платить за аренду того, что завтра станет твоим. Те землевладельцы, для которых арендная плата была главным источником существования, стали продавать землю за полцены – в основном тем же крестьянам. И все это на тревожном фоне вестей о пожарах и разгромах имений то там, то здесь. Известный журналист записывает дневник в июле 1917-го:
Даже в маленьком селе хоть кто-то да выписывал газету, оппозиционные статьи и речи вызывали полное доверие – в этом глубокий тыл не расходился с передовой, что подтверждают письма из окопов домой и обратно. Ход военных действий село оценивало мрачно, независимо от объективного положения дел. Российское крестьянство, невротизированное двумя с половиной годами потерь, ожиданий, обещаний, разочарований, тягот, слухов и все никак не сбывающихся надежд, к февралю 1917 года уже, вероятно, не согласилось бы на меньшее, чем коренной земельный «передел» (от слова «переделить», т. е. поделить заново) в свою пользу. Идея «Мы это заслужили своими жертвами» засела в массовом сознании, а у солдат на передовой появился страх не поспеть к переделу. Более мощный побудительный мотив покинуть фронт и прибыть в родные места с винтовкой и вещмешком патронов трудно себе представить.
Еще один опасный для народного спокойствия слух звучал так: землю после победы будут раздавать общинам, столыпинскую реформу отменят, а у «отрубников» и хуторян все отнимут. Половину крестьян в шинелях начали, с одной стороны, терзать опасения, что их землю могут отобрать наряду с помещичьей, а с другой – греть надежды, что при всеобщем переделе у них есть законный и справедливый шанс увеличить уже полученный надел. Их теперь тянуло домой даже сильнее, чем солдат из крестьян-общинников. Агитация и слухи достигли цели, село было расколото и каждая половина готова биться за «свое». Или вместе против внешней силы. Речь, хочу напомнить, о 80 % населения страны.
Между тем, ни у кого не пришлось бы ничего отнимать, казенные земли состояли не только из лесов и неудобий (как уверяли злопыхатели), они включали миллионы десятин пригодной под пашню земли, и вчерашние фронтовики счастливы были бы получить ее бесплатно. После свержения царя вместе с надеждой на победу растаяла и надежда на победные призы. Победа все окрашивает в иные цвета.