Homo cinematographicus, modus visualis

Фильмографию режиссера собирают воедино вовсе не жанровые пристрастия, тематическая однородность или нелинейность развития сюжета, но куда более надежный «цемент» – традиция, которой уже, без малого, тысяча лет.

Умберто Эко не был первым, кто назвал историческую модель нашей эпохи «новым Средневековьем»[129], но, принимая во внимание авторитет писателя, в восьмидесятые его голос прозвучал неожиданно громко, внятно и был услышан широкой аудиторией. Важно, что в отличие от многих других философов, культурологов и прочих ораторов, делавших подобные заявления, помимо политического и экономического, Эко находил здесь еще и этический аспект, сомневаться в наличии которого не приходится. Что-то такое увидел и Нолан еще в самом начале своей карьеры. Потому будущее, когда оно предстает в его картинах, вовсе не светлое, а вопиющее о катастрофе и призывающее темного рыцаря. В сказанном нет конкретного намека на, пожалуй, наиболее любимую публикой и обласканную критикой работу режиссера, снятую им в 2008 году – фильм «Темный рыцарь», занимающий четвертое место в рейтинге лучших картин всех времен по версии IMDB, а также имеющий наивысшие среди лент Нолана показатели на портале «Rotten Tomatoes». Принципам рыцарского романа отчасти был подчинен даже его дебют – картина «Преследование» (1998). И далее – едва ли не каждая лента. «[Рыцарский] роман воплощает мечту о счастье, ощущение силы, волю к победе над злом.

Именно в этом, вне всякого сомнения, состояла его первичная социальная функция: она на многие века пережила условия, которые вызвали ее к жизни», – заметил филолог-медиевист Поль Зюмтор[130]

, вероятно, даже не подозревавший, насколько творческая судьба Кристофера Нолана подтвердит его точку зрения.

Именно потому не стоит удивляться, что при всем разнообразии задействованных средств, а также богатстве драматургических идей, создается фантомное впечатление, будто режиссер все время снимает один и тот же фильм. И новейшая картина «Довод», вопреки мнению многих уже высказавшихся о ней критиков, вовсе не собрание пусть лучших, но все же отработанных приемов, не коллаж из более старых лент, а творческий апогей, наиболее совершенный рыцарский роман в кино.

Приметы канона

Согласитесь, ведь и литературные произведения упомянутого жанра не отличаются бушующим разнообразием, следуя строгому канону: отчаянная героика, высокая этическая проблематика, мощный враг, артефакт, как конечная или промежуточная цель. Под последним имеется в виду предмет, самим фактом своего существования стирающий грань между материальным и духовным. Эта вещь делает метафизическое доступным настолько, что его можно подержать в руках. Книги, написанные много веков назад, полнятся артефактами в виде мечей, обладающих магической силой, ювелирных украшений, свитков, пузырьков с зельями. Однако кинематограф Нолана примечателен еще и тем, что при всем сюжетном буйстве, он успешно избегает метафизики. Волшебство и религия режиссера – это наука. Потому артефакт в «Доводе» назван алгоритмом.

Как представить себе материальное воплощение названного понятия? Не будут же персонажи гоняться за блок-схемой?! Хотя, в каком-то смысле, именно так и выглядит алгоритм – свинчивающаяся коробочная структура, будто позаимствованная из «Кин-дза-дзы!» Рыцарский роман настойчиво намекал средневековому человеку, что иные вещи – не то, чем кажутся. Не стоит судить по внешнему виду. Предмет, который недальновидный старьевщик откажется принимать за никчемностью, быть может, на деле обеспечивает поддержание бытия.

Артефакт в «Доводе» разделен на компоненты. Подобное усложнение «квеста» давно освоено средневековой литературой. В фильме их количество могло оказаться любым, это совсем не важно для сюжета, поскольку большинство частей попадает в руки героя единовременно. Однако Нолан выбрал именно архитектурно-средневековое число девять. Не восточные два, не христианские три, не индийские четыре, уж точно не магические семь и не былинные или, опять-таки, христианские двенадцать. Девять – это количество идеалов рыцарства, отсылка к объемлющему едва ли не всю событийную историю человечества мифу о девяти достойных, среди которых – три праведных язычника (Гектор, Александр Македонский и Юлий Цезарь), три честных иудея (Иисус Навин, Давид и Иуда Маккавей) и три добрых христианина (Король Артур, Карл Великий и Готфрид Бульонский). Троица троиц – каркас, пронизывающий фильм, будто множество мечей: девять ядерных держав, девять бомб, девять наборов самых охраняемых материалов в истории мира…