Homo cinematographicus, modus visualis

Кристофер работает с самой квинтэссенцией кино и, будучи новатором, виртуозом спецэффектов, остается чрезвычайно традиционным, едва ли не академическим режиссером. Он настаивает на том, чтобы сцена, в которой самолет въезжает во фрипорт, не была нарисована с помощью компьютера, а требует настоящий «Боинг». Ради съемок его фильма отремонтировали таллиннский горхол, а в Мумбаи возвели реальное здание, действие в котором потом было исключено из сценария. На экране особняк остался дорогостоящей фоновой декорацией, но теперь в нем живут люди. И при всем визуальном совершенстве ленты, самые «слабые», полные «ляпов» места в ней – съемки разговоров «восьмеркой». Тоже – классика.

Вряд ли какой-то другой современный кинематографист мог бы сделать фильм столь высокого художественного, этического и интеллектуального уровня до такой степени успешным. По состоянию на середину ноября лента занимает третье место по сборам за этот странный год[136]. Вдобавок, контракт Нолана, насколько известно прессе, обеспечивает ему баснословный доход (тоже, кстати, палиндром) в пятую долю от кассы. По масштабу этот гонорар – не из сферы искусства, а из мира франшиз и блокбастеров. Делать высокохудожественное прибыльным – огромный и незаурядный талант.

В этом отношении режиссер сопоставим с Сальвадором Дали. И самый большой вопрос, который беспокоит, пожалуй, всех любителей Нолана: что же он сможет снять после такого совершенного фильма?..

Прощай, амбивалентность

В наш век, все еще продолжающий настойчиво требовать от искусства соответствующей всеобъемлемости и семантического масштаба, культурология и интеллектуальная критика зачастую эксплуатируют одну и ту же стратегию, представляющуюся слишком многим беспроигрышной: найти кратчайший и самый надежный, многократно проторенный путь к декларации амбивалентности произведения. Случай Нолана выходит из ряда вон и здесь. Его сюжеты сложны до такой степени, что, казалось бы, многозначность напрашивается в качестве неотъемлемой черты, но Кристофер будто с усилием отталкивает ее от себя, предпочитая стоическую определенность. Быть может, здесь играет роль дальтонизм режиссера, которому не устают поражаться кинематографические издания. Автор столь насыщенных визуальных миров различает не все цвета! В его палитре меньше вариантов, чем у большинства обычных людей.

Драматургия Нолана непоколебима и подобна архитектуре в существенно большей степени, чем, скажем, романы Марселя Пруста, которые принято сравнивать с готическим собором. Попробуйте заспойлерить сюжет «Довода». Вряд ли это удастся. В настоящей статье обильно пересказываются отдельные фрагменты картины, поскольку нет опасности испортить впечатление еще не видевшему фильм читателю. Более того, по ходу просмотра ленты многие вещи кажутся слишком очевидными. Например, сразу понятно, что Кэт видела свой собственный закатный прыжок с яхты. Даже с чисто визуальной точки зрения, это совершенно ясно. Удивляет лишь то, почему она сама не подумала так сразу или хотя бы не вспомнила, узнав про инверсию. У современного зрителя нет сомнений, что «черный человек», выскакивающий из турникета на протагониста, – он сам. Это мог бы быть кто угодно, но именно потому никем иным неизвестный оказаться не может. В XXI веке художественный персонаж уже догнал всех преследуемых и спасся от каждого преследователя. Позади – никого, впереди – пустота. А значит, вариантов не остается: Гарри Поттер наверняка является одним из крестражей. Самих себя разыскивают герои фильмов «Сердце Ангела», «Остров проклятых», «Грязь» и многих других. Истоки подобного сюжетного поворота восходят к роману Уилки Коллинза «Лунный камень», но если в конце XIX века это представлялось изыском, то теперь ситуация безальтернативная.

Сказанное вовсе не причина для расстройства и даже не признак кризиса, но тоже своего рода маркер эволюции. Это в любовной драме есть некая загадка: кто даст, кому и при каких обстоятельствах. В детективе может быть тайна: кто убил, и как он или она будет потом претендовать на наследство. Итог же рыцарского романа предопределен со времен Средневековья: победит добро. Неожиданности возникают на других уровнях.