How Asia Found Herself

Сначала Масуд с радостью обнаружил, что профессор, о котором идет речь, Такакусу Дзюндзиро (1866-1945), как и он сам, окончил Оксфорд, где тоже овладел безупречным английским. Это отражало средства общения Тагора с его японской спутницей-секретаршей Кора Томи, которая прекрасно владела английским в Колумбийском университете. Но главным предметом изучения Такакусу в Оксфорде у немецкого лингвиста Фридриха Макса Мюллера был санскрит. Вместо того чтобы быть экспертом в области науки, он был ведущим японским ученым в области индийского буддизма. К моменту встречи с Масудом Такакусу уже привык принимать у себя приезжих индийцев: в 1902 году он принимал пенджабского религиозного учителя Свами Рама Тиртху (1873-1906). Через три года после бесед с Масудом Такакусу написал статью из пяти частей "Чем Япония обязана Индии" для японского азиатского журнала Young East, который, за неимением общего азиатского языка, пришлось издавать на английском. Посвященная древним духовным учениям, распространившимся из буддийской Индии в Японию, статья вряд ли была связана с технологическими связями, которые Масуд стремился установить. По мере того как японские и индийские интеллектуалы вступали в прямой коммуникационный контакт, они обращались к землям друг друга с совершенно противоположными целями: японцы - чтобы восстановить свое религиозное прошлое, а индийцы - чтобы найти свое научное будущее.

Тем не менее во время их встреч Такакусу смог объяснить основные методы научного образования в Японии, например то, что, хотя для обозначения большинства научных понятий использовались японские слова, для химических формул и математики применялись английские (т. е. арабские) цифры. К этому времени Бхагат, выпускник Университета Васэда , передал Масуду рекомендательные письма к нескольким другим профессорам, с которыми Масуду все больше хотелось познакомиться. Благодаря таким связям он начал пробивать себе дорогу во все новые колледжи и университеты. Его познакомили с японским чиновником по вопросам образования по имени Ино, а также с Эрнестом Спейтом, британским эмигрантом, который, как и Такакусу, читал лекции в Императорском университете, хотя и преподавал английский язык, а не санскрит или науку.

Теперь Масуд составлял письменные анкеты на английском языке, которые, после того как его новые знакомые переводили их, использовал для сбора информации о методах преподавания в различных колледжах. Постепенно он осознал, что решающим интеллектуальным шагом в прогрессе Японии (taraqqi) - это опять же переданное из Турции французское понятие - было создание нового технического лексикона научных терминов на японском языке. Без этого было бы невозможно переводить европейские научные учебники, обучать студентов знакомым им словам и понятиям и, в свою очередь, воспитывать кадры научно образованных граждан, которые могли бы формировать эту одомашненную науку для коллективного развития своей страны.

Благодаря вмешательству британского посла, сэра Чарльза Элиота, исследователя буддизма и классической китайской литературы, Масуд продвинулся в расшифровке этих лингвистических загадок, познакомив его с другим сотрудником посольства, Гарольдом Парлеттом, чей англо-японский словарь уже выдержал множество изданий. Однако даже здесь оставались препятствия на пути передачи через Азию того, что в теории было универсальным научным знанием. Хотя Масуд отметил в своем дневнике, что встреча с Парлеттом была "очень поучительной... его знания японского языка очень глубоки", к сожалению, поскольку Парлетт "не был человеком науки, он не смог подробно ответить на мои вопросы". Здесь давняя зависимость от викарной информации о Японии проявила свои последствия в виде ограничений, которые она накладывала на способность индийских исследователей реализовывать свои собственные интеллектуальные программы.