How Asia Found Herself

В противовес мусульманским миссионерским начинаниям, подобные индуистские проекции продолжались и в последующие десятилетия. К 1930-м годам В. Д. Саваркар (1883-1966), самый влиятельный теоретик индуистского национализма, развивал идеи Саркара о солидарности индусов с Японией. В письме между бенгальским антиколониальным активистом Рашем Бехари Бозе, находившимся в Токио, и Саваркаром Бозе заявил Саваркару, опровергая более чем двухтысячелетние утверждения буддистов об обратном, что "буддисты - тоже индусы". Затем Бозе добавил, что "следует предпринять все попытки для создания индуистского блока, простирающегося от Индийского океана до Тихого океана". Саваркар и Бозе даже разработали планы строительства "пан-индуистского" храма в Японии. Хотя это, безусловно, было декларацией азиатского единства, это была напористая проекция индуистского "я", сформулированная в смелых индоцентристских терминах. Однако на фоне десятилетий работы христианских, мусульманских и бахаистских организаций в Японии, а также движений, продвигающих межбуддийскую солидарность, подходы Саркара и Саваркара имели парадоксальный стратегический смысл. Ведь вместо того, чтобы решать колоссальную прозелитическую задачу по обращению населения Японии в индуизм, гораздо проще было просто заявить, что буддизм - это индуистская секта. Таким образом, в результате еще одной формы самопознания Япония стала зеркалом Индии.

 

Кампус как культурный перекресток

К 1920-м годам на других языках стало появляться все больше рассказов о Японии, основанных на непосредственных наблюдениях, например, пенджабская книга 1920 года Бхай Мохана Сингха Вайда (1881-1936). Социальный реформатор и плодовитый автор популярных работ по гигиене и бытовым технологиям, Ваид описал деятельность индийских студентов, которые к тому времени поступали в университеты Японии и Америки. После войны число индийских студентов в Японии выросло с примерно пятидесяти в 1906 году до более ста в 1910 году, хотя в преддверии имперских настроений японцев многие жаловались британским властям, что жители Токио относятся к ним "с презрением". К моменту Великого землетрясения Канто 1923 года, разрушившего большую часть Йокогамы, в порту также проживало значительное индийское деловое сообщество; в пожарах, последовавших за землетрясением, была уничтожена собственность 170 индийских торговцев. Такой эффект произвела эта новость, что в далеком Лахоре малоизвестный автор по имени Бабу Хамдам опубликовал длинную пенджабскую поэму о трагедии.

К этому времени в Японии преподавали и несколько индийцев, например Харапрасад Састри (1882-1956), ученый-санскритолог, получивший образование в элитном колониальном Аллахабадском университете. С 1916 по 1918 год он читал лекции в токийском университете Васэда в рамках нового интереса японцев к ранней индийской истории их собственной буддийской веры. Как и студенты университета, описанные Ваидом, Шастри научился говорить по-японски, став частью новой индийской когорты, чье представление о Японии было более лингвистическим. Но по большей части эта когорта не писала книг, в результате чего их более тонкое понимание японской культуры не попало в публичную сферу печати. В качестве примера можно привести мемуары Састри о Японии, которые были написаны на английском языке и опубликованы посмертно, в 1960-х годах.

Эта информационная асимметрия между теми, кто лучше всего понимал Японию, и теми, кто публиковал книги об этой стране, наиболее ярко проявляется на примере знаменитого бенгальского поэта Тагора, который совершил пять поездок в Японию (включая два более коротких транзитных визита). Его путешествия показывают, как индийский доступ к Японии возник из старых имперских сетей Бенгалии: семейное состояние, которое финансировало его деятельность, было основано в судоходной компании его деда Дварканата Тагора (1794-1846), видного партнера империи, который в 1839 году помог построить важнейший инфраструктурный коридор между Калькуттой, Аденом и Лондоном. Получив образование в Брайтоне и Лондоне, внук впервые познакомился с японской поэзией через переводы на английский, которые также послужили лингвистической основой для его обменов с кругом Окакура, с которым он кратко познакомился в Калькутте в 1902 году. Но только в 1916 году Тагор совершил свой первый визит в Японию. Его приезд в Иокогаму через три года после получения Нобелевской премии по литературе был отмечен в крупнейших газетах, таких как "Асахи Симбун" ("Морнинг Сан Ньюс") - около 20 000 поклонников ждали его на токийском вокзале, и большие аудитории посещали его лекции (читавшиеся на английском языке). Но после того как он посвятил несколько речей предостережению от соблазнов национализма и империализма, аудитория сократилась. Когда в следующем году он снова проезжал через Японию, возвращаясь домой после чтения лекций в Америке, на пристани его ждали только два человека.