How Asia Found Herself

Лишь в начале 1920-х годов усилия по институционализации преподавания азиатских языков в Японии привели к значительным толковым успехам через Иран благодаря "Перуша бунгаку сико" ("Исследование персидской литературы"), знаковому исследованию 1922 года Араки Сигеру (1884-1932) из Токийского императорского университета. Восемь лет спустя в одном из иранских журналов появилась статья, в которой упоминалась книга Араки Сигэру о персидской литературе (которую, вероятно, читали и студенты Фазли, изучавшие персидский язык в Токио). Будучи выдающимся лингвистом, Араки, который закончил обучение в Колумбийском университете под руководством Абрахама Уильямса Джексона (1862-1937), ведущего американского специалиста по древнему Ирану, тем не менее привлек в свою книгу значительную часть европейской науки о персидском языке, которая развивалась в течение предыдущего столетия или более. Двадцатью годами ранее Джексон переправил в Колумбию коллекцию редких персидских рукописей, подаренных ему парсами из Бомбея, благодарными ему за популяризацию их собственного культурного наследия. Такими извилистыми путями японские университеты создавали свои собственные экспертные знания о незнакомых регионах континента, которые они научились называть "Аджиа". Для сравнения, более прямой метод привлечения индийских преподавателей в Токио с оплатой 250 иен в месяц был гораздо более эффективным, не говоря уже об экономичности, чем отправка каждого желающего студента в Нью-Йорк. Таким образом, к моменту прибытия Фазли в Токио в 1930 году он должен был обучать двадцать пять студентов, записанных в его классы персидского языка и урду.

Время возникновения интереса к "исламским" языкам было неслучайным. Уже давно проявляя интерес к Османской империи, а затем к мусульманам материкового Китая (в частности, Маньчжурии), японские чиновники к 1930-м годам разработали более целенаправленную систему разведки в отношении того, что они к тому времени понимали под "исламским миром" (isuramu sekai), используя другой термин, заимствованный из Европы. Это привело к возможности понять мусульманские общества более непосредственно, чем раньше: в 1876 году первая японская биография пророка Мухаммеда была переводом старинной и полемической "Жизни Магомета", которую английский церковник Хамфри Придо опубликовал в 1697 году. Как видно из языков, преподаваемых в токийской школе - включая малайский, персидский и урду, - особый интерес представляли населенные мусульманами регионы Южной и Юго-Восточной Азии. Эти исследования, ориентированные на ислам, получили дальнейшую институционализацию благодаря финансированию Isuramu Bunka Kyokai (Ассоциация исламской культуры) в 1937 году, а затем Kaikyoken Kenkyujo (Институт исламских исследований) и Dai Nippon Kaikyo Kyokai (Лига ислама Большой Японии) годом позже. Последняя спонсировала серию новых переводов, хотя и здесь поток межазиатского понимания шел европейскими путями, опираясь на различные немецкие исследования ислама и "Краткую историю сарацинов" индийского юриста из Лондона Сайеда Амира Али (1849-1928). Японские ученые также сделали три непрямых перевода Корана в 1920-1930-х годах. Хотя такие переводы стали важным шагом в развитии межазиатского взаимопонимания, обмен межкультурными знаниями снова был асимметричным, поскольку не существовало эквивалентного перевода какой-либо буддийской книги, японской или иной, на арабский язык.

 

Институциональная неразвитость в Индии

Прежде чем перейти к опыту Фазли как непосредственного участника этого неравномерного межкультурного обмена, стоит сравнить Японию и Индию с точки зрения институционального состояния межазиатских исследований. Несмотря на существование таких колониальных учреждений, как Азиатское общество Бенгалии, в котором индийцы играли важную роль, не было реального индийского или ближневосточного эквивалента Токийской школы иностранных языков, особенно для преподавания восточноазиатских языков, причем так, чтобы это позволяло общаться и переводить напрямую, а не через английские словари. В отсутствие таких языковых учебных заведений индийцам приходилось довольствоваться издаваемыми на коммерческой основе пособиями для начинающих, содержащими японские фразы, транслитерированные на гуджарати, такими как "Japanis Sikshaka" ("Японский учитель") Диншава Вании, опубликованный в Бомбее в 1905 году. Но, как мы уже видели, эта книга не только была написана в основном на гуджарати, но и ее словарные списки были нацелены в основном на торговые сделки.