How Asia Found Herself

За пределами европейских имперских столиц, в каждой из которых были свои языковые школы, ближайший современный азиатский аналог финансируемых государством школ в Токио и Осаке находился не в Индии, а в поздней Османской империи. Первая попытка формализовать обучение японскому языку была предпринята в 1891 году, когда Нода Сётаро (1868-1904), журналист престижной газеты "Дзидзи Синпо" ("Текущие события"), получил должность преподавателя. В его обязанности входило преподавание японского языка избранным офицерам османской армии и флота. Но это предприятие продлилось всего два года, хотя в качестве утешения оно привело к обращению Ноды: как первый японский мусульманин он был воспет в османских журналах, таких как Musavver Cihan (Иллюстрированный мир). Даже это финансируемое государством османское предприятие, однако, не имело длительного и общественного влияния; первый базовый печатный языковой справочник, Japon Alfabesi (Японский алфавит), появился только в 1905 году на фоне энтузиазма, вызванного поражением Японии от России. Отражая более широкие взгляды, хотя и несколько иронично, учитывая симпатии Османской империи, он был переведен с русского языка.

Поскольку победа подняла интерес к Японии по всей Азии, в 1905 году Рабиндранат Тагор сумел нанять преподавателя японского языка (и дзюдо) для своей недавно основанной школы в Шантиникетане, которая в 1921 году станет университетом Вишва-Бхарати. Этим учителем стал Сано Джинносукэ (1882-1936), выпускник токийского университета Кэйо, специализировавшийся на политических исследованиях. Но первые попытки Тагора институционализировать изучение языка оказались недолговечными. Хотя Сано провел в Индии следующие девять лет, его карьера преподавателя языка продлилась всего один год, и впоследствии он стал военным советником в княжеском штате Майсур. Более того, в его языковом классе в школе Тагора было всего восемь учеников, все в возрасте двенадцати и тринадцати лет, хотя он и обучал их основам слоговой таблицы катакана, если не более сложным символам кандзи. Хотя Тагор и Сано не достигли больших успехов в лингвистическом понимании Японии, эксперимент привел к тому, что японцы стали больше ценить Индию: после возвращения домой Сано использовал выученный бенгальский для перевода на японский язык романа Тагора "Гора" 1909 года и написал популярную этнографию "Индия и ее люди".

Поскольку инфраструктура империи давала десяткам японских буддистов возможность доплыть до Калькутты, а затем отправиться на поезде к буддийским памятникам, раскапываемым колониальными археологами, Сано был не единственным японцем, изучавшим индийские языки. До последней четверти девятнадцатого века путешествия в Индию были крайне трудны и редки. Абстрактный статус Индии как родины буддизма снизился в результате формирования сино- и японоцентричных моделей мира в эпоху Токугава, благодаря чему значение Индии уменьшилось даже среди знающих буддистов. Продвижение историцистского подхода к буддизму, подчеркивающего контекст времени и места исторического возникновения религии, было в значительной степени результатом протестантских европейских исследований буддизма, что впоследствии отразилось на самих буддистах, в том числе и в Японии. Коммуникационные инфраструктуры придали этим изменениям более непосредственный смысл, поскольку с 1880-х годов непосредственное знакомство японцев с Индией стало возможным благодаря регулярным пассажирским пароходным маршрутам между Йокогамой, Кобе, Калькуттой и Бомбеем.

Впоследствии, в период с 1880-х по 1930-е годы, японцы открыли для себя Индию, а также Бирму и Цейлон, которые инфраструктура империи делала одинаково доступными. Однако японские ученые и паломники, отправлявшиеся на субконтинент, в первую очередь участвовали в путешествии самовосстановления, в котором индийские археологические памятники и библиотеки рукописей предлагали потенциал для возвращения японского буддизма к его чистым, изначальным истокам. Хотя изучение языков играло центральную роль в этом процессе, это было изучение не живых языков Индии, а их древних священных прародителей. Самым популярным индийским языком для изучения был санскрит, который ряд японских ученых отправились изучать в Индию в десятилетия по обе стороны от 1900 г., а более поздний токийский помощник Масуда, профессор Такакусу, изучал санскрит в Оксфорде. Некоторые даже ездили в Шантиникетан Тагора, но большее число предпочитало Бенаресский санскритский колледж, более престижный институт, основанный при поддержке Ост-Индской компании в 1791 г.