How Asia Found Herself

Поскольку Токио, "самый большой город в Азии", был местом, где Фазли впоследствии провел большую часть своего времени, он подробно описал не только его внешний вид и транспортную инфраструктуру, но и множество прекрасных магазинов и отелей. В отличие от Дели, он подчеркнул центральную роль королевского квартала и императорского дворца Токио, указав на преемственность, которая была утрачена в пустом Красном форте Моголов.

К королевскому кварталу примыкал Кодзимати - лучший район Токио, где находились величайшие дома, старое и новое здания парламента, правительственные учреждения и иностранные посольства, а также важнейшие банковские и торговые конторы. Элегантный район Маруноути был украшен восьмиэтажными универмагами и парками с элегантными кафе и ресторанами. В парке Уэно также находились впечатляющие здания Императорского музея и библиотеки и Художественной школы. Изложив краткую историю раннего развития Токио как восточной столицы сёгуната Токугава, он был прекрасно осведомлен о достижениях строителей города после разрушительного Великого землетрясения Канто 1923 года. Но, по его мнению, землетрясение и пожары были благом, поскольку позволили создать более "просвещенный дизайн", основанный на широких общественных улицах, а не на узких переулках, где дома громоздились друг на друга. Одним словом, Токио стал архитектурным выражением азиатского taraqqi, или прогресса, - заимствованного французского ключевого слова Фазли и его коллег-модернистов.

Хотя Фазли, похоже, не осознавал этого, он на самом деле реагировал на индийскую эстетику, которая связывала несколько японских городов с их аналогами на его родине. Большая часть района Маруноути, а также Императорский музей были продуктами более раннего этапа индо-японского обмена эпохи Мэйдзи, построенными в 1880-х годах по проектам британского архитектора Джосайи Кондера (1852-1920), адаптированным из гибридного "индо-сарацинского" стиля колониальной Индии. Учитель Кондера по архитектуре, Томас Роджер Смит (1830-1903), спроектировал несколько важных зданий в Бомбее. Таким образом, японские города вновь стали зеркалом для своих индийских собратьев. Восхищение Маруноучи было не только оценкой японского урбанизма, но и признанием себя в другом, в котором Европа играла роль архитектурного посредника.

Хотя этот уличный эмпиризм был основан на непосредственном наблюдении, он требовал минимального прямого взаимодействия с местными жителями. Фазли мог описывать улицы, гостиницы и внешний облик японцев, поскольку, как и предыдущие этнографы-вернакуляристы, он много внимания уделял одежде, уделяя внимание женским нарядам, которые служили символическим моральным регистром. Но вместо того, чтобы критиковать такую одежду, он обнаружил, что женщины, носящие кимоно, портновским образом символизируют преемственность японской культуры на фоне мужского марша к прогрессу, осуществляемого мужчинами в западных костюмах. Такие визуальные символы служили молчаливой заменой общему языку.

 

Расширение возможностей "Восточной цивилизации"