How Asia Found Herself

С 1880-х годов все больше информации о Японии стало просачиваться в Иран через его растущие связи с морской общественной сферой Азии. Более точные сведения о Японии стали появляться в виде статей в стамбульской персидской газете "Ахтар" ("Звезда"). Как Калькутта и Бомбей служили информационными центрами в морском сердце Азии, так и Стамбул на западном краю континента, с его еще более тесными связями с Европой, направлял информацию в персидские, турецкие, ладинские, арабские и армянские газеты.

Затем, в 1893 году, бомбейское издательство Dutt Prasad Press выпустило еще один из редких персидских рассказов о Японии, опубликованных до Русско-японской войны. Собранная из гораздо более ранних рассказов иранского эмигрантского издателя Мирзы Мухаммада Ширази, книга носила привлекающее внимание название Mirat al-Zaman dar Tarikh-i Chin u Machin u Japan ("Зеркало времен через историю Китая, Большого Китая и Японии"). К сожалению, Япония в ней рассматривалась только в последней - и самой короткой из двенадцати глав. На менее чем трех страницах этого краткого эпилога излагаются основы географии, объясняется, что страна состоит из нескольких островов, которые были широко заселены и застроены, и что местные жители называли свою страну Нипун или Нифун. Более подробно рассматривая Китай, Мират аз-Заман отметил момент перехода между старым иранским признанием имперской мощи Китая и проблеском понимания того, что в еще малоизвестных землях дальше на востоке поднимается неизвестная сила. Однако, несмотря на то, что "Мират аль-Заман" был опубликован в 1893 году, он устарел еще сильнее, чем географическая книга Пиннока: он опирался на перевод отчетов иезуитов, написанных почти тремя столетиями ранее.

Однако через четыре года после появления этих викарных и датированных рассказов иранский купец Ибрагим Саххафбаши написал первый рассказ из первых рук о торговой миссии в Йокогаму, которую он совершил на пароходе. Написанный около 1896 года, путевой очерк Саххафбаши особенно полезен для описания иранских взглядов до того, как поражение России в 1905 году вызвало в обществе хор персидской японофилии. Ибо самое поразительное в его описании - это его относительная негативность по сравнению с последующими персидскими панегириками, опубликованными в ответ на Русско-японскую войну. Отмечая такие элементы современности, как множество японских военных кораблей, стоящих на якоре в Иокогаме, где телеграфная система порта могла оповестить газеты всего мира о благополучном прибытии кораблей и их грузов в течение шести часов, Саххафбаши оформил их в терминах старого литературного тропа "странного и удивительного" ('aja'ib u ghara'ib). Обращаясь к жителям этой незнакомой земли, он, тем не менее, тщательно описывал японские обычаи и образ жизни, будь то в терминах привычек питания, моделей общения или проблесков домашней жизни. Как и другие коренные этнографы, путешествовавшие по соединительным инфраструктурам Азии, он уделял особое внимание кулинарному разнообразию, зафиксировав обычай есть "сырую рыбу ... двумя тонкими деревянными палочками" и пить "алкоголь из риса". Он описал вечеринку, на которой молодая женщина (гейша?) играла на струнном инструменте, который он назвал тар-и жапуни (японская лютня), предположительно бива, для мужчин-гостей, много кланяясь и манерничая. Другие обычаи показались ему более привычными, некоторые из них он сравнил с иранскими, например, снятие обуви перед входом в дом. Он также одобрительно отметил тот факт, что на улицах очень мало нищих и что все японские дети начинают работать или учиться с четырех или пяти лет.

Саххафбаши также интересовался религиозностью японцев, написав краткий отчет об алтарях, установленных в каждом магазине и доме, а также о священниках, которые, несмотря на запреты полиции, продолжали обращаться к больным за "молитвенной водой" (ab-i du'a). Он набросал краткий портрет буддийской практики, которую можно было наблюдать. Но, как и у Абд аль-Халика в Бирме несколькими годами ранее, у него не было ни понятия, ни названия для этой религии, что вынудило его использовать мусульманские религиозные термины для осмысления того, что он видел. Но если миссионер Абд аль-Халик посвятил годы изучению бирманского языка, что еще раз намекает на информационные ограничения коммерческих встреч по сравнению с миссионерскими, то шестинедельная деловая поездка Саххафбаши не дала ему стимула или возможности понять религию или культуру в ее собственных терминах через изучение японского языка. В результате его описание буддизма было построено на более старой персидско-арабской лексике идолопоклонства, которая в предыдущие века использовалась для широких описаний ритуальных практик от Индии до Китая.