I

каменистой площадью и ступенями, подымающимся к парадным дверям. Девочка десяти лет,

сложив за спиной руки, что-то шептала заливающейся смехом Анне, которая затем садилась под

дерево и то же самое наказывала своей непослушной кукле. И Готель подумала, что если сейчас

повернет направо голову, то непременно увидит рыжие кудри сестры Элоизы. Она обернулась, но

увидела Констанс, та улыбалась и что-то говорила ей, но Готель была слишком погружена в себя.

Она видела, как перед ними, там под деревом, зарождалась новая жизнь и совсем другая история.

И, возможно, в той истории не будет ни её, ни Констанции, никого из тех, кто участвовал в их

свершенной судьбе. Но будут другие короли и графы, и трижды сменятся епископы, взведутся

новые соборы, и это будет целый водоворот, наполненный какими-то своими чувствами,

горестями и радостями, неразделенной любовью, а может и головокружительным счастьем;

следующий цикл, пережить который потребовалось бы сил и желания, по крайней мере, на

следующие пятьдесят лет.

Готель присела на лавку, растирая свою больную ногу:

- Мне всё сложнее передвигаться без своей клюки, - заметила она.

Констанция подозвала девочку и та подошла ближе.

- Разрешите представиться. Изабелла де Эно. Королева Франции, - с достоинством

проговорила девочка и присела в реверансе.

- В таком случае, ваше величество, - продолжила графиня, - разрешите представить вам мадам

Сен-Клер.

Готель попыталась привстать, но девочка её остановила:

- Не вставайте, матушка, у вас же болит нога, - воскликнула королева.

- Спасибо, доброе дитя, - благодарно поклонилась Готель, - а где же ваш супруг - Филипп?

- Они с графом Фландрским во дворце, - ответила девочка, - могу ли я идти? - спросила она у

Констанции.

- Да, дорогая, - улыбнувшись, ответила графиня.

Изабелла исполнила книксен и убежала прочь.

- Да это был удар, - сказала Констанция, садясь рядом, - узнать, что твой пятнадцатилетний

сын в тайне женился на ребенке.

- Он будущий король, ему оно под стать, - махнула рукой Готель, - а, зная, как бывает нелегка

и коротка жизнь вот таких принцесс, невольно становится их жалко.

- Я лишь боюсь, чтоб после смерти брата, молодой король не наделал ошибок, - вздохнула

графиня.

- Людовик так плох? - спросила Готель, но Констанция не ответила.

Их встречи теперь часто были молчаливы. Они встречались часто и безотлагательно, но

уединившись молчали, словно всё еще имели в том необходимость, но уж не имели слов. А через

три месяца Констанции не стало.

Её похоронили в Реймсе. И теперь отсутствие слов не тяготило время проводимое подругами

вместе.

- Вы остаётесь? - спросил Морис.

- Нет, - ответила Готель, - нет.

Они покинули склеп и сели в экипаж.

- Я уверена, что сейчас она на небесах, - прерывисто вздохнула Готель, - я раньше думала, что

это просто слова, созданные для утешения; но это такое сильное чувство, здесь, - она прижала

руку к своему сердцу.

- Я знаю, - ответил епископ.

- Странно, что я так мучилась, когда умер Клеман, а сейчас легко.

- Это лишь подтверждает, что вы спокойны за её душу. Как и я. Она была хорошим

человеком. Во всём следовала вам, - чуть наклонившись к собеседнице, добавил Морис.

"В большем, чем хотелось бы", - подумав, улыбнулась Готель.

- Так же делала пожертвования, и должен вам сказать, весьма щедро.

- Я не знала.

- Она во всём хотела быть похожей на вас, - добавил он.

Когда солнце уже было готово закатиться, на горизонте стал различим силуэт нового собора.

- Я думаю уехать из Парижа, - сказала Готель, оглядывая величественные черты.

- Воля ваша, матушка.

Из всех городов, прошедших через её историю, для завершения своего жизненного пути

Готель избрала Лион. Это был город, воспоминания о котором были ей теплее и менее

болезненны. "Полпути к Раймунду". Здесь же она провела с маркизом их последнюю ночь, в доме

родителей Клемана. "Бедный Клеман". Кто бы мог подумать, что он окажется единственным

настоящим мужчиной в её жизни. Сознательным и терпимым в отношениях, любящим и до смерти

как глупо жертвующим собой. Ведь Готель не нуждалась в опеке, она хотела любви. Любви

взаимной со своей стороны в случае с Клеманом, которой она не хотела, и любви взаимной со

своей же стороны в случае с Раймундом, но которой она так и не смогла получить. Но сейчас это

уже не имело значения. Она несколько раз обошла свой дом, но из всех вещей взяла в дорогу лишь

Писание, подаренное аббатисой, да можжевеловую клюку, без которой далекие расстояния уже

были просто непреодолимы; а уезжала Готель как раз потому, что не хотела послушно ждать

своего конца, глядя в окно своей мансарды, а надеялась еще уловить тот забытый вкус живого

мира, некогда разменянного на столичные надежды. Она помнила, каким волшебным чувством

было охвачено её сердце, когда она нашла под Лионом ту ореховую рощу. А здесь…, ничто здесь

больше не держало её, и она торопилась оставить Париж, так же как стремилась в него попасть,

бросив много лет назад цыганский табор.