И Эльборус на юге...

Теперь становится возможным предположить общение Валуева с Лермонтовым и в московский период. Трудно представить, что, бывая в гостях у родной бабки, Валуев не встречался с кузиной — Натальей Ивановой, ее семейством и гостями. А ведь дом Ивановых — «давно знакомый» и для Лермонтова.

Треть века спустя преуспевающий министр вдруг записывает в дневнике: «Сегодня теплый юго-восточный ветер шумел в листьях деревьев против моего балкона. Я вслушивался и вспоминал родной шум рощи села Никольского. Глубоко грустное, но тихое воспоминание!.. Если бы я мог теперь перенестись к этой роще, к тем крайним деревьям, что стояли против моих окон, я бы обнял их, я бы приклонился к земле и поцеловал бы траву у их корней. Я слушал бы шорох ветвей и листьев, я плакал бы и молился...»

Дальнейшее изучение переписки Валуевых и их родни по материалам государственных архивов может дать новые сведения о том обществе, которое собиралось на берегах Клязьмы в лермонтовское время.

Судьба Никольского-Тимонина

В 1851 году бывшая валуевская усадьба переходит к Щепкиным. Николай Михайлович, сын великого актера, приобрел ее на деньги, полученные как приданое за женой Александрой Владимировной, урожденной Станкевич.

«Часто гостил у нас отец наш Михаил Семенович Щепкин, разговоры которого всегда были интересны — то воспоминаниями о старине, пережитой им, то о театре и постановке пьес в Москве, и о Герцене и его изданиях за границей, и о всем, что составляло тогда общие интересы... Зеленая луговина отделяла... флигель от другого, где помещался Михаил Семенович. Наш дом стоял между обоими флигелями, общие окна выходили на луговину, в конце которой тянулась длинная аллея из старых тенистых берез. Рано утром по аллее мерным шагом ходил отец наш, разучивая свои роли».

Сюда, в Никольское-Тимонино в 1857 году приглашал М. С. Щепкин и Тараса Григорьевича Шевченко, который только что вернулся из долгой ссылки. Друзьям, правда, удалось встретиться короткое время спустя в Нижнем Новгороде, а затем и в Москве.

Усадьбы этой давно уже нет. Но в альбоме Александры Александровны Щепкиной — праправнучки и по семейной традиции также актрисы — бережно сохраняются фотографии прошлого века: особняк с мезонином, флигель поодаль, чаепитие на террасе, легкая коляска у ворот, шпиль сельской колокольни в конце аллеи, водяная мельница на пруду, лодки, отражающиеся в спокойных водах Клязьмы...

Ну а другое поместье — что стало с ним?

В 1844 году купец Шишов приобрел соседнюю пустошь Мунину и построил там ткацкую фабрику. Ее стали называть Монинской. В 1882 году в собственность зятя его Белова перешла та половина села Никольского-Тимонина, где жила некогда Н. Ф. Иванова. На месте покоев, описанных Долгоруковым и Лермонтовым, фабрикант построил затейливый деревянный дом «в швейцарском стиле» («Теремок» — окрестили его местные жители). Чуть поодаль встали корпуса еще одной мануфактуры — тимонинской.

После революции на базе обеих фабрик возник Монинский камвольный комбинат, огромное предприятие, сердце современного города Лосино-Петровского. Город растет. Двенадцатиэтажные башни выстраиваются вдоль Клязьмы, вытесняя в небытие деревенские срубы.

На месте усадьбы Валуевых — городской парк культуры и отдыха. В бывшем доме Белова — общежитие молодых строителей. В 1974 году из котлована вблизи «Теремка» экскаватор поднял на поверхность... глиняную кубышку. В ней оказались биржевые бумаги и тысячные кипы ассигнаций, припрятанные фабрикантом «до лучших времен». Находка украшает витрину местного краеведческого музея.

Что касается поливановской деревни (ныне — Малые Петрищи), то хотя и там усадебные постройки исчезли, но сохранился пруд, изображенный на рисунках Лермонтова, а также старинный парк с липовыми аллеями.

ВЛЮБЛЕННАЯ БАЯДЕРКА

Ярко освещенная сцена полна народу: воины в белых тюрбанах и с копьями, танцовщицы в разноцветных нарядах. Над толпой движется кумачовый паланкин, там восседает юная героиня. Навстречу спешит румяный седобородый толстяк.

Перед сценой — оркестр с капельмейстером, три ряда зрителей; по бокам — четыре яруса лож.

Мы знакомимся еще с одной примечательной акварелью Николая Поливанова из музейных фондов. В самом низу листа надпись: «Стрельна. 29 октября 1837 года.— Баядерка»[171].

В Стрельне, дворцовом пригороде Петербурга, размещалась штаб-квартира лейб-гвардии Уланского полка, где Поливанов служил. Следовательно, надпись обозначает время и место работы над акварелью.