И Эльборус на юге...

Среди зрителей первого ряда кресел, слева у самого прохода, петербургский комендант П. П. Мартынов. Карикатурная манера, в которой он изображен, заставляет вспомнить фразу из дневника Пушкина: «Комендантское место около полустолетия занято дураками, но такой скотины, каков Мартынов, мы еще не видали»[179].

Н. И. Поливанов. «Баядерка». Акварель. 1837. УХМ. Публикуется впервые.

Фрагмент акварели: капельмейстер К. А. Кавос.

Фрагмент акварели: О. А. Петров в роли судьи Олифура.

Г. Г. Чернецов. Парад на Царицыном лугу. X., м. 1837. ВМП. Ленинград. Фрагмент. (Вторая справа — Луиза Круазет).

Фрагмент акварели: Луиза Круазет в роли баядерки Золое.

Фрагмент акварели: в центре полковник А. С. Траскин.

Очень интересен флигель-адъютант А. С. Траскин — слева же, во втором ряду, пятый от прохода. Через два месяца он был назначен на Кавказ. Зимой 1840/41 года как начальник штаба войск Кавказской линии он встречался с Лермонтовым в доме командующего П. X. Граббе. «За обедом всегда было довольно много лиц,— вспоминал современник,— но в разговорах участвовали Граббе, муж и жена, Траскин, Лев Пушкин, бывший тогда майором, поэт Лермонтов... Прочие все ели молча. Лермонтов и Пушкин называли этих молчальников картинною галереею»[180].

Вот что писал о Траскине другой мемуарист, подчеркивая его более чем скромные способности военачальника: «Полковник Траскин в звании начальника штаба только мог заявить себя тем, что съедал чуть не целого теленка в обед»[181].

Сохранилось множество шаржей на десятипудового штаб-офицера. В числе рисовальщиков был Н. В. Мейер, как мы помним, прототип доктора Вернера в «Герое нашего времени», чьи карикатуры отличались замечательным портретным сходством[182], потому-то их особенно интересно сравнить с работой Поливанова.

Где и когда?

Премьера «Влюбленной баядерки» состоялась 15 ноября 1835 года в Александринском театре[183]. Когда после реконструкции 27 ноября 1836 года оперой Глинки «Иван Сусанин» открылся Большой (Каменный) театр, все музыкальные спектакли были перенесены на его сцену.

Какой именно театр видим мы на акварели? Вопрос не случаен: Поливанов очень часто обращался к событиям минувших лет, используя натурные зарисовки либо полагаясь на свою память.

Итак, Александринский или Большой? При всей тщательности миниатюрных портретов интерьер зрительного зала, его архитектура показаны весьма условно. Ответ был подсказан прежде всего цветом занавесей в ложах. Красной, как на поливановской акварели, была драпировка в Большом (Александринский имел голубую)[184]

. Другая бесспорная примета — проход между креслами посредине (на плане Александринского — два боковых прохода)[185].

Зная педантичность Поливанова-художника при фиксации реальных событий, попытаемся документально уточнить дату спектакля. Из материалов военно-исторического архива явствует, что лейб-улан отбыл на Кавказ весной 1836-го, а вернулся 24 февраля 1837-го. Значит, в Большом театре он мог видеть «Баядерку» лишь после возвращения. Театральные афиши сообщают: Луиза Круазет танцевала главную партию в спектаклях 26 февраля, 10 и 16 мая, 14 июня.

На поливановской акварели три ряда кресел и все ложи (кроме боковой царской) полны. Должно быть, нет пустых мест и во всем остальном зале: о притягательности спектакля говорит присутствие важных сановников, которые, как правило, бывали на премьерах. Зная точно, что это не премьера, логично считать, что перед нами тот спектакль, что привлек наибольшее число зрителей.

В ленинградском архиве сохранились кассовые книги Большого театра. 26 февраля сбор составил 4468 рублей (проданы все 70 кресел передних трех рядов и почти все ложи); 10 мая —3874 рубля (все 70 кресел, но ложи лишь частично); 16 мая —1662 рубля (из 70 кресел продано 48, зал заполнен на одну треть); 14 июня — 1177 рублей (из 70 кресел продано 38, зал заполнен на одну четверть)[186].

Таким образом, можно с достаточной долей уверенности предполагать, что Поливанов был в театре вечером 26 февраля 1837 года — это последнее представление «Баядерки» накануне закрытия сезона. Не исключено, что тогда же по горячим следам и были сделаны зарисовки, которые полгода спустя стали исходными для стрельнинской акварели.

(Кстати говоря, утром того же дня в Большом прошло 17-е представление оперы Глинки; Петров пел партию Сусанина[187].)

Почему не Тальони?