И подымется рука... Повесть о Петре Алексееве

— Пойдет, пойдет с тобой на карусели. Слышь, Наталья. Ты Петра Алексеевича поблагодари, поблагодари его, слышь?

— Спасибо, — тихо произнесла Наталья.

В воскресенье они катались на карусели, лузгали семечки, Петр купил Наталье леденцового петуха. Она смеялась, держала Петра за руку, словно боялась, что он вдруг раздумает и удерет от нее. На обратном пути, когда провожал ее до дому, прижималась к нему.

— Я и не знала, что ты такой.

К Баскаковым он тогда не зашел. Попрощался с Натальей у дома, пошел к себе. По пути вспомнил Прасковью.

Где она? Что с ней? Неужто все еще за решеткой? Что сказала бы Прасковья, узнай она, что Петр сейчас увлечен другой? Он девку на каруселях катает, а Прасковья в это время в тюрьме!

«Да ничего не сказала бы, — говорил он себе. — Разве ж я для нее пара? Разве ж она могла подумать о том, что я ее в мыслях нежил? Была добрая, очень добрая, святая почти. Да ведь только скажи я Прасковье, что люблю ее, рассмеялась бы. Ну смеяться, положим, не стала б, а так, улыбнулась бы и пожалела б меня. То она, а то я! Ведь что я по сравнению с ней! Забыть мне ее невозможно. Всегда помнить буду. Но Прасковья не для меня. Даже из образованных студентов не знаю, кто достоин ее».

Имеет ли он право любить другую, когда Прасковья сидит в тюрьме? Он старался представить себе разговор с Прасковьей о Наталье Баскаковой.

«Вот, Прасковья Семеновна, — Наталья. Я люблю ее. Не так, как любил вас, Прасковья Семеновна. На вас я, как на святую, молился. Наталья правится мне. Посмотрите, послушайте её, сделайте милость».

«А что же ты сомневаешься, Петр? — ответит Прасковья Семеновна. — Наталья — хорошая девушка. И как раз по тебе. Не век же тебе, здоровому мужчине, жить одному».

И посмотрит на него добрыми своими, все на свете понимающими глазами…

С Баскаковыми он разговор откладывал. Да и Наталье предложения стать женой его все не делал, оттягивал. Но Баскаковы смотрели на него как на жениха, и Наталья обращалась с ним как со своим суженым.

— Наташа, — сказал он однажды. — Ты вот что. В субботу после работы приходи ко мне. Вот тебе адресок я записал…

Наталья с испугом на него посмотрела:

— Я девушка честная, Петр. Ты что? Никуда не пойду!

— Да ты что подумала? И тебе не стыдно! Ты за кого меня принимаешь? Не ожидал я такого… Слушай, я живу в Сыромятниках, в доме Костомарова, не один. Нас там целая компания живет. И рабочий народ, и студенты. Есть и девушки…

— Девушки? — насторожилась Наталья.

Он чуть не сообщил ей, что девушки — бывшие студентки, образованные барышни, которые пошли работать на фабрики, чтоб помогать народу. Но спохватился и воздержался. Сказал, что живут три девушки — работницы с фабрик. Все живут дружно, и «такого» ничего нет между ними. Сообща снимают квартиру, сообща столуются.

— Слушай, ты приходи к шести. Я тебя у крыльца буду встречать. Приведу, познакомлю. Соберутся люди, мы побеседуем. Так придешь?

— Ладно. Приду. Только не будешь встречать — сама не войду в дом.

— В шесть на улице ждать буду.

Наталья пришла в четверть седьмого. Он уже начал тревожиться: вдруг не придет?

— Вот и хорошо, что пришла, — встретил ее Петр, взял за руку. — Пойдем в дом, замерзла, небось. Чаю попьем.

Ввел в дом. Наталья с удивлением оглядывалась: больно большая квартира, не рабочая. В передней понавешено и женских кофт, и мужских пальто, и полушубка овчинных два. Вышел Джабадари, протянул руку Наталье, одобрительно посмотрел на нее.

— Здравствуйте, здравствуйте. Заходите, очень вам рады.

— Это Наташа Баскакова, Иван Спиридонович, — сказал Алексеев. — Знакомьтесь, пожалуйста.

— Уже познакомились.

Наталью смутил акцент Джабадари. Вопросительно посмотрела на Алексеева. Он помог ей снять кофту, снял свою куртку и шапку.

— Ты входи, входи, там все свои, не бойся, — подбадривал Петр, легонько подталкивая ее.

Она вошла и остановилась у порога. В комнате за большим столом сидели три девушки.

— Это Наташа Баскакова, — представил Алексеев. — К нам она первый раз. Ты проходи, Наташа, садись.

— Садитесь, садитесь, Наташа, — ласково сказала Софья, она же Аннушка, рассматривая новенькую. — Вы не стесняйтесь. Тут все свои.

— Никого больше не ждем сегодня? — спросила Бардина.

— Как будто никого, — ответил Джабадари, пощипывая бородку. — Можно начинать, Аннушка.

— Я хотела сегодня прочитать вам одну главу из самой замечательной книги нашего времени. Кое-кто из вас знает эту книгу, другие о ней слыхали не раз. Я имею в виду книгу русского писателя Чернышевского «Что делать?». А глава, которую я хочу прочитать, называется «Четвертый сон Веры Павловны». Вот послушайте, а после поговорим.

Ровным спокойным голосом Бардина начала четко и не спеша читать. Слушали все, даже Джабадари и Лукашевич, знавшие книгу чуть ли не наизусть.

Наташе, сидевшей рядом с Петром, поначалу показалось все это чудно: пригласил ее Петр будто в гости, а не успела прийти, главное, чем гостей потчуют, — чтение какой-то книги «Что делать?». Книга толстенная, а читают прямо с середки про какой-то сон, — не поймешь, что к чему, и кто это Вера Павловна, и отчего ей такие чудные сны снятся!