И подымется рука... Повесть о Петре Алексееве

Что за девушки с Петром в одной квартире живут? Говорят гладко, читают вон как шибко и хоть просто одеты, а все ж не так, как работницы, не так, как Наташа. У двух из них — белые крахмальные воротнички и шарфики шелковые. Вот только третья — та, что зовут Машей, одета как взаправдаш-няя работница, только лицом вроде барышня. А у тех первых двух волосы и вовсе по-господски зачесаны. Это ж сколько времени надо волосы так укладывать!

А мужчины? Ну, большинство и верно мастеровые, ничего не скажешь, сразу видать. А вот этот бородач, которого Петр назвал Иван Спиридонович, что и разговаривает не по-русски, ну какой он мастеровой человек? Ни за что не поверить в это. Или тот, молодой Лукашевич? Хоть и одет в рабочую куртку и брюки, а лицо — образованного, на разговор обходителен.

«Куда это Петр привел меня?»

Не понравилось общество Наташе Баскаковой. Не понравилось ей, куда Петр привел ее.

Что за квартира такая?

Она уже давно перестала слушать чтение Бардиной и, как только Софья Илларионовна сделала минутную паузу, потянула Петра за рукав, шепнула:

— Пойдем, Петр.

— Что ты! — Он испугался: не заметил ли кто, что Наталья предлагает ему уйти?

Она пожала плечами и, опустив голову, сидела за столом хоть и молча, но явно не слушая Бардину, полностью уйдя в свои думы.

Алексеев с беспокойством следил за Наташей, видел, что она не слушает, движением глаз старался обратить ее внимание на книгу, которую все так же ровно и четко читала Бардина. Но Наташа на него не смотрела, уткнулась взглядом в стол, словно окаменелая.

«А может, она так слушает? — подумал Петр. — Что это я выдумываю, будто она не слушает? Слушает. Слушает».

Наташе казалось, что конца этому скучному чтению не будет. Встать бы сейчас да уйти. Пусть только Петр попробует не выйти следом за ней! Уж она ему выскажет; пригласил в компанию, она думала — повеселиться, погулять, попеть, себя показать. А знала б такое, ни за что не пришла б. Очень надо слушать, как причесанная барышня что-то читает!

Но не встала, не ушла из столовой. Ежели Петр скажет отцу, что ушла, отец рассердится на нее: зачем жениха не слушает, откажется от нее Петр.

Не хотелось, чтоб отказался. И не то чтоб боялась, что в девках останется, нет, ухажеров у нее достаточно. Но никто так, как Петр, не нравится. Что и говорить, из Петра ладный муж будет. И собой хорош. Слов нет, правился Петр Наташе.

Еле дождалась, когда чтение кончилось.

— Ну вот и все, — проговорила Бардина. — Теперь малость отдохнуть надо. А потом мы поговорим о книге и ее авторе, о судьбе русского писателя Чернышевского.

— Петр, пойдем, — решительно сказала Наташа. — Я больше здесь не останусь.

Он стал уговаривать ее, но напрасно. Наташа требовала, чтобы ушли, пока не начался разговор о книге и о писателе.

— Неужто тебе не интересно?

— Вот еще! Даже ничуть.

Наташа, не попрощавшись ни с кем, ушла, Петр с ней. Сначала шли молча, она — дуясь на него, он — не зная, что говорить.

Попробовал, будто ничего не произошло:

— Послушай, Наташа, что я тебе скажу. Это все очень хорошие люди. Самые лучшие люди, какие в России есть. Верно я говорю. После ты все поймешь.

У этих людей только одна мечта: помочь нам, рабочему люду. Понимаешь?

— Вижу, как помогают!

— А что ты увидела? Что книжки читают? Так ведь без этих людей мы бы все в темноте ходили.

Так и скажи, что тебя к образованным тянет. Что тебе с темной гулять!

— Ну что ты такое говоришь? Посовестись, право, Наталья. И кто это темная? Ты, что ли? Я за темную тебя никогда не держал. Вот и неправда твоя… — И вдруг обнял ее. — Ты моя самая светлая, Наташа!

— Да уж вижу, какая светлая. — Однако не отстранилась, подобрела к Петру.

— Слушай, Наташа. Ты девушек этих видела? Это верно, что не работницы они. Все образованные. Только хотят нам помочь. И поступают работать на фабрики. Понимаешь? Простыми работницами. Вот ты работаешь на фабрике Носовых. Слушай, на днях туда пойдет на работу одна из девушек. Сегодня ее не было в Сыромятниках. Ты не видала ее. Придется переодеть ее, чтоб была на работницу похожа. Вот ты бы пришла туда к нам, помогла бы ей одеться, как надо, чтоб ничем от фабричных девушек не отличалась она. Помогла бы одеться, а?

— Что-о? Ты в уме? Чтоб я твоим девушкам помогала? Они будут с тобой гулять, в одной квартире с тобой жить, бессовестные, а мне им еще помогать!

— Да что ты, Наташа! Постой! Ну что говоришь? Кто будет со мной гулять? Вздор это, ей-богу, вздор говоришь. Да, кстати, девушка эта и не живет в одной квартире со мной. Не в Сыромятниках. А если бы даже жила, так что? Неужто только худое на уме у тебя?

Наташа сердито сказала, что ежели Петр не перестанет путаться с образованными, то пусть лучше забудет о ней. Не желает она быть сбоку припека.

— Вот выдумала! — возмущался Петр. — Ну что ты говоришь? Девушки эти — наши товарищи. О гулянках они вовсе не думают. А думали бы, не пошли бы они на такую жизнь!

— А кто их зовет? Ну и пусть не идут! С жиру бесятся!

— Не с жиру бесятся, а совесть имеют. Ты понимаешь — совесть, совесть! — воскликнул Алексеев.

— Ну и целуйся с их совестью!