И приходит ночь

Хэл поставил кружку на стол и соскользнул со стула, чтобы сесть на пол рядом с ней. Он взял ее за запястье. Мог ли он почувствовать, как бьется ее пульс под его прикосновением? Он положил рукоять ножа в центр ее ладони и сжал ее пальцы. Когда она подняла глаза, их губы были всего в нескольких дюймах друг от друга. Так близко, что она почти чувствовала вкус чая, который он пил. Бергамот и мед. Он не убрал руку. Его тепло накрыло ее ладони.

– Оставь себе, – сказал он. – На всякий случай.

– Это нелепо, – прошептала она. – Я не смогу убить человека.

– Ты удивишься, насколько это легко.

Рен представила, как вонзает клинок в сердце Лоури. Представила кровь, льющуюся по ее рукам. Красная-красная кровь, которую невозможно оттереть. Она вздрогнула.

– Нет. Совершенно точно нет.

Но если все пойдет наперекосяк, если они окажутся в меньшинстве…

– Нам нужны твои глаза.

Его мозоли мягко царапнули ее кожу, когда он отстранился. Хотя лицо оставалось непроницаемым, она как будто поняла его чувства. Сомнения заставили его поджать губы и нахмуриться.

– Я боюсь снова стать тем, кем был.

– Я понимаю, как это сложно для тебя. Но в этот раз все будет по-другому. Ты изменился.

– Как ты можешь быть уверена? Я едва сам знаю, кто я.

– Ты тот, кто пытается сделать что-то хорошее. Я почти уверена в этом. Ты защищаешь себя, и своих товарищей, и…

«Меня». Слово застряло в горле, и она не смогла произнести его.

Хэл все еще неуверенно смотрел на нее.

– Фола в твоих глазах сильно повреждена, но я думаю, что смогу это исправить. Тебе не нужно прямо сейчас принимать решение, но обдумай это.

– Хорошо. – Он произнес это так торжественно, словно дал нерушимую клятву.

Она так устала от обязательств. Хотя бы на один день она хотела перестать думать о тенях, смерти и Колвик-Холле.

– Может быть, подумаешь об этом позже? Давай вообще постараемся не думать ни о чем темном или ужасном, пока не вернемся в поместье. Это как… выходные.

– Выходные.

– У нас нет ключа от тоннеля в восточном крыле, мы вполне можем умереть завтра. – Оба беспокойно заерзали, осознавая мрачную реальность. Рен продолжила настаивать: – Давай же. Когда в последний раз ты думал о чем-то светлом?

– И чем ты предлагаешь заняться?

Ее взгляд мгновенно упал на его губы. Воспоминания о прошлой ночи, сладкие и соблазнительные, проплыли в ее сознании, как дым. Как отчаянно она желала, чтобы он поцеловал ее.

О нет. Только не снова.

Рен почувствовала жар, приливший к лицу, и лихорадочно огляделась в поисках чего-нибудь, на что можно было бы отвлечься. Она лучезарно улыбнулась и взяла ломтик яблока, все еще лежавший на столе.

– Хм… Я порезала довольно много. Хочешь?

Недоверчиво подняв бровь, Хэл взял фрукт. Они молча ели яблоки. Яркий вкус залил рот Рен, и она подумала о долгих зимних ночах в аббатстве, съежившись от воображаемого холода. В самые сильные морозы Элоиза варила сидр. Когда закрывала глаза, Рен могла ощутить его терпкость, теплую, землистую пряность корицы. Это была одна из немногих вещей, которые привносили в ее детство капельку волшебства.

– Мне сразу вспоминается детство, – почти мечтательно призналась она. – Иногда нам давали сидр. Мы все становились в очередь и ждали, казалось, часами, чтобы получить порцию. Но если в тот день я вела себя хорошо, Элоиза позволяла мне помочь приготовить его, и я получала порцию самой первой.

– Ты часто плохо себя вела?

– А ты что думал? Я была ужасным ребенком.

– Я поражен.

Она толкнула его в плечо.

– А ты, я думаю, был идеальным ребенком. Своего рода вундеркинд.

– Не всегда. – Хэл откинул голову на подлокотник, слабо улыбаясь. – В детстве я очень хотел понравиться и произвести впечатление, а мой друг Джеймс был зачинщиком. Он втягивал меня во всевозможные шалости. Худшая из них – пробраться на судно, направлявшееся на материк, пока оно было пришвартовано в гавани.

– Вот хулиганы! Как далеко вы зашли?

– Конечно же, моряки нашли нас, прежде чем отплыли. Когда пришел отец, я был в ужасе – в большем ужасе, чем от перспективы совершить наше путешествие на самом деле. Он никогда не поднимал на меня руку. Никогда даже голос не повышал. Но я никогда не забуду тот взгляд, полный разочарования. – Через мгновение он добавил: – Так его звали. Джеймс.

Ей не нужно было уточнять, что он имел в виду. Она протянула руку и сжала его колено.

– Байерс. Джейкоб Байерс.

Почему-то казалось правильным доверить Хэлу его имя. Какое-то время они сидели в дружеском молчании, а затем он нарушил его:

– Если бы только у меня были теплые воспоминания, которыми я мог поделиться. Мне кажется, что зло все заморозило.

Рен озорно взглянула на него.

– Это намек на то, что ты не хочешь играть в снегу? Это была моя следующая идея.

– Ты можешь пойти на улицу, если хочешь. Я предпочту посидеть у огня.

– Нам не нужно выходить.