И сгинет все в огне

Я сразу понимаю, насколько мощна эта комната. В Реальности она выглядит как холодная металлическая клетка, но здесь, в Пустоте, я вижу повсюду десятки глифов. Заклинания сдерживания, подобные тому, которое Абердин использовал во время лекции. Они светятся вокруг меня за пределами пепла, сложные формы, вырезанные на каждой панели стен, потолка и пола сияют ослепительным золотом. Это самое яркое, что я когда-либо видела в Пустоте, свет глифов, танцующих на привычных серых хлопьях, превращая их в падающие золотые лепестки. Это все равно что оказаться запертой в звездном поле. Я никогда не знала, что Пустота может быть такой красивой.

Чувствуя себя немного спокойнее, я поднимаю локусы и начинаю высекать. Абердин сказал, что Лед – самый безопасный глиф, так что я верю ему на слово и использую его в качестве основы. Затем я поднимаю другую руку и высекаю вторую форму, глиф со страницы, круги внутри кругов. Он светится холодной стальной белизной передо мной, и я не могу сдержать улыбки. С первой попытки.

Я возвращаюсь в Реальность.

Сразу же я понимаю, что сделала что-то не так.

Воздух передо мной, там, где должен быть глиф, мерцает, как свет от свечи, колеблемой ветром, как искры молнии во время шторма. Я слышу треск льда, но вместо этого чувствую запах гари и чего-то еще, напоминающего кровь на металле. Маленькие волоски на руках встают дыбом, и ужасное леденящее чувство скручивает мой желудок.

Я отшатываюсь, и он появляется в воздухе передо мной, монокристалл льда не больше моего кулака. Затем от него отлетает маленькая частичка, потом еще одна, за ней другая. Холодные, голубые и зазубренные, крошечные сосульки пронзают воздух. Как иней, покрывающий окно, как трескающееся стекло, но только вместо стекла – сам мир. Эта масса льда расширяется, каждое ответвление с треском перерастает в другое, паутина с огромной скоростью распространяется по комнате.

Я не знаю, что натворила, но мне и не нужно знать, что случится что-то очень плохое, если хоть одна из зазубренных спиц коснется меня. Я отдергиваюсь и делаю это вовремя, потому что паутина увеличилась вдвое, стала размером с меня и продолжает расти, кристаллическая структура неровного синего цвета, невозможный фрактал взаимосвязанных решеток, и в комнате внезапно становится так холодно, воздух становится таким разреженным, что я не могу дышать, и я абсолютно уверена, что если я останусь в ней, то умру.

Я отшатываюсь, хватаюсь за дверную ручку позади себя, открываю тяжелую стальную плиту и вываливаюсь в коридор. Как раз вовремя, потому что кристаллическая масса теперь заполнила всю комнату, массивная, замороженная, пульсирующая магической энергией. Я вздрагиваю, потому что мне никак не удается этого скрыть, и тут самая острая спица вонзается в стену тренировочной комнаты.

Сооружение дрожит, содрогается, вспыхивая завитками золотого света, которые хлещут по нему, как кровь по венам.

Затем оно мгновенно рассыпается, превращаясь в ничто. Спицы, решетки – все разбивается, как стекло. Чувство неправильности, пульсация энергии, комок в моем животе – все это ушло. Глифы, которые я высекала, исчезли. Все, что осталось, – это сто тысяч кусков медленно тающего льда, разбросанные по всему полу тренировочной комнаты.

Долгое время я не двигаюсь. Я просто лежу там на руках, уставившись перед собой, тяжело дыша. С одной стороны, эти глифы сдерживания действительно работают. С другой – я чувствую, как мое сердце разрывается в груди. Я влипла по уши. Я понятия не имею, что я творю. Я…

Мысль шипит и умирает. Потому что, когда я поднимаюсь на ноги, я вижу кого-то, фигуру, стоящую в конце коридора, девушку, пристально смотрящую на меня.

Марлена.

Ее глаза широко раскрыты, челюсть отвисла, и, прежде чем я успеваю что-то сделать, прежде чем я могу даже подумать о том, чтобы что-то сделать, она бежит в мою сторону.

– С вами все хорошо, миледи? – спрашивает она, приближаясь ко мне.

– Все в порядке, – заикаюсь я, пытаясь придумать какое-нибудь возможное объяснение произошедшего. – Я просто… видишь ли, я… глиф… то есть…

Марлена поворачивается, чтобы заглянуть в тренировочную комнату, где тают последние остатки льда, и я вижу, как происходит момент осознания.

– Вас не должно быть здесь, – говорит она. – Эти комнаты запираются на ночь. Вы вломились сюда.

Затем ее глаза опускаются на пол между нами, и я следую за ее взглядом и внутренне умираю. Вот она. Страница из Кодекса, глиф, который я пыталась вырезать. Должно быть, она выпала у меня из кармана, когда я вывалилась из комнаты, и теперь просто лежит там, скомканная, безошибочно узнаваемая.

– Это из книги директора? – шепчет Марлена. – Как это оказалось… – И ей не нужно заканчивать предложение, потому что она уже догадалась и, возможно, только что поняла, насколько серьезна ситуация. Врываться в тренировочную комнату – это плохо, но это проступок, который можно простить. А вот вырвать страницу из Кодекса непростительно.