И сгинет все в огне

Тяжесть момента обрушивается на нас обоих, как волна, приковывая нас к месту. Я не могу в это поверить. Несмотря на все мои усилия, меня уже поймали. Если Марлена расскажет об этом профессору Калфекс, все будет кончено. Меня арестуют. Будут судить. К концу недели я уже буду мертва.

Я хотела помочь Марлене. Поклялась защищать ее. Чтобы освободить. Но сейчас она – самая большая угроза для меня на всем острове. Я знаю, что мне нужно делать. Знаю, чего Шепот хотела бы от меня. Знаю, чего требует миссия. Моя рука тянется вниз к локусам, соскальзывающим в мою ладонь за спиной. Я могу сделать это так легко. Мы одни здесь внизу. Я могу схватить ее и затащить обратно в комнату, перерезать ей горло и держать неподвижно, пока она истекает кровью. Я бы сожгла ее тело огненным глифом и выбросила пепел в океан. Она была бы просто исчезнувшей Смиренной. Никто никогда не узнал бы правду.

Локусы дрожат в моей хватке, но рука не двигается с места. Думаю, Марлена чувствует это, чувствует опасность, исходящую от меня, потому что она немного отстраняется, как будто хочет убежать. Другая моя рука взлетает, крепко хватая ее за запястье, так крепко, что она вздрагивает. Я должна это сделать. Я должна. Она может разоблачить меня. Она – обуза. В войнах есть жертвы. Ее жизнь не может стоить жизней сотен тысяч, которые я могла бы спасти, если мне удастся свергнуть Сенат. Это правильный поступок. Это единственное, что можно сделать.

Я должна убить ее.

Затем я смотрю ей в глаза, ожидая увидеть в них испуг. Но Марлена просто смотрит прямо на меня, эти темно-янтарные глаза пылают любопытством и намеком на неуверенность. Она не боится меня, понимаю я, хотя и чувствует опасность. Она заинтригована

.

Я с трудом сглатываю, пока крепко сжимаю ее запястье, пока кончик моего локуса направлен в ее сторону, пока я не могу отвести от нее глаз. Я чувствую, как под моей ладонью бьется пульс на ее запястье, ее теплую и мягкую кожу. Воздух вокруг кажется заряженным, электрическим. Ей следовало бы бояться. Почему она не боится?

Затем ее брови приподнимаются, совсем чуть-чуть. Бросает мне вызов. Берет на слабо. «Если ты собираешься сделать это, – шепчут ее глаза, – так сделай».

Я не могу этого сделать. Я отпускаю ее запястье, и она отдергивает руку, ее грудь быстро поднимается и опускается. Теперь она может убежать. Она могла бы броситься к двери. Я бы не стала ее останавливать.

Но она остается, наблюдая за мной, потирая запястье в том месте, за которое я ее схватила.

– Я никому не скажу, – говорит она. – Обещаю.

– Почему ты делаешь это для меня?

– Вы защищали меня перед директором, – отвечает Марлена. – Даже несмотря на то, что я опозорила вас перед всеми. Вы все равно просили мне пощады. – Она тянется к спине, слегка морщась. – Большинство здешних студентов потребовали бы, чтобы меня пороли еще сильнее. Я у вас в долгу.

Я знаю, если бы Шепот это видела, она была бы в ярости от моей слабости. И, может быть, я и правда слаба. Может быть, я наивна и доверчива. Но я решаюсь довериться Марлене и верю ей на слово.

– Спасибо, – говорю я и убираю локусы обратно в ножны. Она немного расслабляется. От этого становится легче и мне.

– Я не хочу совать нос не в свое дело, миледи, но могу я спросить почему? – Она опускается на колени, поднимая страницу Кодекса. – Зачем вы это делаете?

– Потому что мне нужно выиграть Великую игру, – говорю я, и, по крайней мере, это не ложь. – Но я не смогу этого сделать, пока не освою несколько продвинутых глифов, причем быстро.

– И это тот глиф, который вы хотели освоить? – Она опускает взгляд на страницу, ее глаза пробегают по тексту. – «Элементальная инфузия замедленного действия третьей степени»?

Наступает долгое молчание.

– Ты читаешь на старомаровийском? – наконец говорю я.

– Конечно, – отвечает она. – Я помогаю многим профессорам с расшифровкой и ведением записей, и… – Она останавливается. – Подождите. Вы что, не

владеете старомаровийским?

– В Нью-Кеншире этому обычно не учат, – отговариваюсь я. Читают ли на нем все остальные здесь? Неужели я безнадежно отстала?

– Ох, – говорит Марлена, внимательно изучая меня. И я вижу, как на ее лице мелькает тень подозрения. Из всех присутствующих здесь первый, кто усомнился во мне, – это служанка Смиренная. – Вы не такая, как остальные студенты, да?

Нет, я совсем не такая, и, так как я не могу этого отрицать, я могла бы также подыграть этому.

– Остальные студенты выросли в Арбормонте, в старых дворянских домах. Я – новоотмеченная. Мой отец был скромным простолюдином, пока не проявил себя на войне. У меня не было хорошего наставника, который учил бы меня старомаровийскому. Мне приходится учиться здесь, сейчас, по ходу дела. – Я глубоко сглатываю, надеясь, что она купится на это. – Вот почему мне пришлось украсть страницу. Вот почему я должна была это сделать.

Она задумчиво смотрит на меня, и мне кажется, что настроение между нами вмиг изменилось. Напряжение исчезло, сменившись чем-то другим, общей заговорщической атмосферой.