И сгинет все в огне

– Рада за тебя, – произношу я и пытаюсь улыбнуться, но меня накрывает новое чувство, укол вины, чувствовать который я не имею права. Я никогда не видела Фил такой радостной, такой уверенной и открытой. И это из-за меня, из-за того, что она верит в меня, верит в нас. Ей ничего не известно о моей истинной сущности.

Я осушаю кубок одним глотком.

Воспоминания об этой ночи остаются в тумане. Я танцую с Фил, пока долговязый мальчик играет на лютне. Мы кружимся, пока наконец не падаем. Я борюсь на руках с Зигмундом и с разгромом проигрываю. В какой-то момент я плюхаюсь на диван рядом с Тиш, пока они рассказывают о нюансах политики островов Киндрали. Я пью кубок за кубком и потом один шот зеленоватого ликера от Зигмунда, который на вкус похож на хрен и заставляет пылать каждую клеточку моего тела. Мир ускользает от меня в теплой неге, когда я перемещаюсь от одного угла зала до другого, от человека к человеку, смеясь, болтая, погружаясь в себя.

Так вот каково это – быть одной из них? Вырасти в таком духе товарищества, в этой роскоши, в этой раскованной, беззастенчивой радости? Не беспокоясь о том, когда удастся следующий раз поесть, не боясь быть обнаруженной, не испытывая постоянного подсознательного тлеющего чувства ненависти и гнева? Идти по жизни, не видя несправедливости и страданий? Не чувствуя боли?

Быть любимой?

Затем я вижу ее. Марлену. Она стоит на коленях в дальнем конце комнаты, окруженная толпой хохочущих студентов, вытирая пролитое вино темной тряпкой. Наши глаза встречаются посреди праздничной суеты, и ее взгляд, подобно ледяному душу, заставляет меня протрезветь, вырывая меня из иллюзий. Они не мои настоящие друзья. Это не настоящая любовь. И я не Алайна Девинтер.

Нужно отсюда выбираться.

Я делаю ей знак кивком, она принимает сообщение, коротко кивая мне в ответ.

– Мне нужно немного свежего воздуха, – бросаю я никому конкретно и начинаю двигаться через толпу к выходу, через двери, в ночь.

Воздух холодный и бодрящий, но я рада этому. Остальная часть кампуса уже погрузилась во тьму, фонари во внутреннем дворе погасли, и не раздается ни звука, исключая шум вечеринки. Я подхожу к скамейке и сажусь, закрыв глаза, отчасти чтобы холод окатил меня, но еще и потому, что мир начал немного вращаться, и мне нужно, чтобы он вернулся в норму.

Я замечаю движение и вижу рядом Марлену, присаживающуюся на скамейку рядом со мной.

– О, отлично, – говорю я. – Я хотела поговорить с тобой, но не знала, сможешь ли ты оттуда выбраться.

– Все в порядке. Все слишком пьяны, чтобы заметить пропавшую Смиренную. – Она поворачивается ко мне, слегка приподнимая узкую бровь. – Я просто впечатлена, что вы смогли дойти до скамейки.

– Я не настолько пьяна, – протестую я, нежно кладя руку ей на плечо. – Я просто немного на расслабоне.

Она смотрит на меня, потом на руку и снова на меня:

– Вы только что сказали «на расслабоне».

– Ладно, я пьяна. – Я откидываюсь назад, прислоняясь спиной к холодному обрамлению скамейки. Я чувствую тепло в своем животе, и каждому слову нужно чуть больше усилий, чтобы найти свое место. – Даже слишком пьяна. Надо было быть осторожнее.

Я начинаю осознавать, что вести этот диалог пьяной уже было плохой идеей, но она не реагирует.

– Да бросьте. Вы заслужили этот отдых и праздник. После всего, что вы сделали сегодня. – Черты ее лица жесткие, худощавые и угловатые, но, когда она улыбается, она становится совсем другим человеком. – Честно говоря, я не думала, что ваш план сработает, но у вас получилось. Вы выиграли вопреки всему. Вы были великолепны, леди Девинтер.

– Зови меня Алк… Алайной, – проговариваюсь я. Не знаю каким образом, но теперь это ощущается уже не такой ложью. – Я бы не смогла сделать этого без тебя. Твои наставления, твоя помощь с правилами, в общем, все. Ты настолько же заслуживаешь этого, как и я.

– Нет. Я помогала тебе учиться, но именно ты вышла на поле. Это ты сделала это, – говорит она, склонив голову набок. – Может быть, это глупо, но я действительно верю, что ты справишься. Я верю, что вы выиграете Великую игру. Я верю, что ты заберешь меня отсюда.

Укол вины, который я чувствовала раньше, теперь пронзает меня, словно острие копья. От восхищения Фил и других учеников Нетро мне было погано, но, даже если я подведу их, они все равно продолжат жить своей счастливой привилегированной жизнью. Но в Марлене сквозит это отчаяние, напряжение, которое потрясает меня до глубины души. Она поставила все на меня. Если я проиграю и подведу ее, если меня каким-то образом поймают и выйдут на нее, она умрет страшной смертью. Незнакомка, которая меня почти не знала, поставила на карту свою жизнь ради меня.

– Почему? – спрашиваю я.

– Что – почему?

– Почему ты помогаешь мне? Почему рискуешь столь многим? – Я чувствую, что поступаю неправильно, спрашивая об этом, но хуже не спросить. – От чего ты так отчаянно бежишь?

Повисло молчание. Очень долгое молчание. Я вижу, как от мыслей она нахмурилась, как ее глаза блуждают в поисках возможных ответов. Она глубоко дышит, ее грудь поднимается и опускается, и, наконец, она говорит: