Я — ярость

Элле плевать, через что там проходит Хейден, но она предпочитает быть в курсе, потому что у мамы и вправду Ярость, а отца предположительно держат в одном из местных изоляторов. Непонятно, как Хейдену вообще удается отправлять эти письма, но ему и раньше нравилось воображать себя хакером. Как-то раз он залез в школьный компьютер и разослал всем фотки с обнаженкой, которые отыскал на сервере директора (теперь уже бывшего), и, кстати, его так и не поймали.

Элла не может не задаваться вопросом: а есть ли у отца доступ к компьютеру? И если да, то пытался ли он связаться с мамой? Челси ничего не говорила, но ведь она уже несколько месяцев взаперти. Элле отец не писал, но, в конце концов, зачем ему это делать? Они не близки, не привыкли общаться друг с другом. Два года назад она удалила его из друзей на Фейсбуке, потому что выложила невинную пляжную фотографию в бикини, где они с Оливией и Софи, а папа, напившись, закатил целую лекцию о том, что она не должна вести себя как шлюха. В общем, Хейден, наверное, что-то взломал, а значит, он полный кретин, не понимающий, что, сидя на карантине, который правительство организовало, чтобы предотвратить распространение неведомой болезни, не стоит заниматься подобным дерьмом (особенно для того, чтобы поговорить с девушкой, которая только рада, что ты исчез из ее жизни).

Поездка выходит странная. На дороге не так уж много машин. Во-первых, потому, что выяснилось, что те, у кого случается приступ Ярости, могут целенаправленно таранить других водителей на полной скорости. Во-вторых, школы летом не работают. В-третьих, большинство богачей (а также людей, которые мнят себя богатыми) уехали на север — туда, где не живут комары. Элла читала, что цены на гостиничные номера, а также на аренду квартир в средней полосе значительно выросли, и теперь к северу от линии Мэйсона — Диксона не найдешь и свободную кровать, не то что комнату. На влажном юге остались только те, у кого нет денег, чтобы уехать, а еще те, кто прячется за крепкими заборами (и, по мнению Эллы, скрывает, что кто-то в доме болен Яростью). Учитывая, что их семья еще никуда не уехала, а мама настаивает, чтоб Элла включала кондиционер, только когда температура переваливает за двадцать три градуса, и обязательно выключала свет, уходя из комнаты, Элле начинает казаться, что они из тех, у кого проблемы с деньгами.

Они останавливаются на красный, хотя на перекрестке больше нет машин. Элла сидит на заднем сиденье с Бруклин. Прямо перед ними — маленькое здание, раньше Элла не обращала на него внимания, потому что обычно она следит за дорогой или копается в телефоне, ожидая, пока загорится зеленый. Это желтый магазинчик размером чуть больше ванной комнаты. На вывеске значится: «Полы Большого Фреда». Бегущая строка вопит что-то о том, что все женщины мечтают о новом ковре, но в глаза бросается вовсе не она, а красное пятно на стене возле входа. Оно примерно на высоте головы взрослого человека. Пятно выглядит будто… огромный всплеск. Под пятном на земле лежит нечто, напоминающее тело в клетчатой рубашке. На месте головы — здоровенный бетонный блок.

Мама, наверное, тоже видит это, потому что трогается с места и проезжает на красный. Ну и замечательно. Элла уже больше не могла смотреть на маленький магазинчик желтого цвета и куль, который когда-то был человеком. К счастью, Бруклин ничего не замечает: она сидит за маминым креслом и восторженно залипает на очередной мультик про принцесс.

У въезда их встречает Гомер, охранник. Спецодежда на нем висит мешком. Он подходит взглянуть на мамины водительские права и пропускает их. Мама с облегчением выдыхает, и Элла вдруг понимает, что с того момента, как у нее случился приступ, это первый раз, когда она встречается со взрослым человеком (не считая дяди Чеда). Неужели мама всерьез думала, что дядя Гомер потребует от нее сдать какой-нибудь мазок и отправит в тюрьму?

В бабушкином районе все иначе. Во дворах — идеальная зелень, будто это газон для футбольного поля. Пахнет летом, пальмы и цветы ярко выделяются на фоне внушительных особняков, в декоративных фонтанчиках плещется вода. На тротуарах нет людей: ни спортсменов на пробежке, ни старушек, гордо выгуливающих крошечных пуделей или холеных охотничьих собак. Не видать ни гольф-каров, ни игроков в гольф. На идеальных зеленых холмах с идеальными флажками возле лунок не ошиваются сердитые старики с клюшками. Красивый, сияющий город-призрак. По дороге медленно ползет грузовик, разбрызгивая яд от комаров (хотя все прекрасно знают, что их нельзя вывести окончательно).

— Ты хотя бы в курсе, дома ли бабушка? — спрашивает Элла.

Мама отвечает не сразу, и когда в конце концов выдавливает «нет», это звучит почти вопросительно.

Бруклин на заднем сиденье дрыгает ногами в такт песням в наушниках с кошачьими ушками.

— Мам, ну серьезно, что происходит? Пожалуйста, ответь! Я не… это… — Элла шмыгает носом, она вот-вот расплачется. — Ты понимаешь, как мне тяжело?