Я не скажу тебе о сыне

Я велела кучеру гнать во весь опор. Я надеялась, что граф Варгас и Лео сумеют что-то сделать, но для этого мне нужно было, чтобы они осмотрели Бланш как можно скорей.

Я пересела на ту лавку, на которой лежала сестра, положив ее голову себе на колени. Я вспомнила все молитвы, какие только знала. Я не понимала, по каким улицам мы едем. Мелькали за окном дома, мосты, фонари, но я не видела почти ничего. Слёзы, скатываясь по моим щекам, капали на темное платье Бланш.

Наконец, когда карета уже подъезжала к особняку де Роберов, я услышала тихий стон, сорвавшийся с губ сестры. Я наклонилась, пытаясь понять, пришла ли она в себя, и вдруг услышала:

— Ты сможешь простить меня, Сандра?

48. Сестра

Она лежала на кровати, а вокруг нее суетились граф Варгас, Лео, Велия. Сил у Бланш хватило только на то, чтобы задать мне вопрос. Ответить я уже не успела — она снова провалилась в забытье.

— Если не ошибаюсь, при приготовлении зелья использовались белладонна, цветы олеандра и стебли драконьей травы, — заявил граф. — Думаю, магия не использовалась, либо у составительницы очень слабый магический дар.

Велия на каждое его слово согласно кивала.

— Она поправится? — почти шепотом спросила я и замерла, ожидая ответа.

Но ни Варгас, ни тетя, ни Велия не взялись дать мне ответ.

Я всю ночь просидела в кресле у постели, на которой то ли спала, то ли пребывала в каком-то другом состоянии Бланш. Утром на несколько часов меня сменила Лео. Я немного подремала у себя на кровати, а потом вышла, чтобы ответить на присылаемые со всех сторон запросы.

Прибыли секретарь его величества с коротким, полным беспокойства письмом от Этьена, посыльные от Делфины, графа д'Эрсана и графа де Ла Вердена. Все справлялись о самочувствии мадемуазель де Сурель, а главный королевский маг еще и предлагал свою помощь. Я всем отвечала одно и то же — перемен в состоянии нет, в себя не пришла.

Я то и дело прокручивала в памяти вчерашний вечер, вспоминая каждый свой жест в те роковые пять минут, когда всё случилось. Почему я просто не отказалась от предложения Энрики? К чему было соблюдать этот дурацкий политес? Если бы я не потянулась к бокалу, с Бланш бы ничего не случилось. Она вмешалась только потому, что подумала, что я собираюсь пить.

Но как она догадалась, что мадемуазель де Крелон замыслила что-то недоброе? Увидела, как та где-то за пределами гостевой залы подсыпала что-то в бокалы? Или сумела прочесть чужие мысли? Но прежде у сестры таких способностей не было.

К тому же, она смогла узнать и меня. Где я сама допустила ошибку? Я настолько свыклась с иллюзией, что уже несколько лет — с тех самых пор, как мы переехали в Антарию, не показывалась никому в своем настоящем виде. Даже Андрэ знал меня именно такой, как и все остальные. Это было непривычно и даже грустно, но я понимала, что это необходимо. К тому же, мои способности в области иллюзорной магии становились всё лучше и лучше, и поддержание иллюзии уже не составляло мне никакого труда.

Но если сестра сумела разглядеть меня под этой маской, то это же могли сделать и другие. При мысли о том, что, быть может, Этьен тоже догадался, кто я такая на самом деле, у меня закружилась голова. А что, если его внимание ко мне объясняется именно этим?

Но я тут же возразила сама себе. Нет, если бы это было так, то он стал бы интересоваться и Андрэ — узнал бы, сколько лет моему сыну и сопоставил бы одно с другим. А догадавшись, что это и его сын тоже, попытался бы предъявить на него свои права — и не только в силу своих отцовских чувств, но и потому, что наличие наследника мужского пола сильно укрепило бы его позиции.

После обеда маркиза де Преваль приехала сама, но и лично ей я ответила то же, что и ее посланнику ранее — Бланш еще не пришла в себя, и ни врачи, ни маги не давали особых надежд на ее скорое выздоровление.

— Я только что от де Крелона, — сообщила Делфина. — Герцог тоже выглядит неважно — Энрика была его любимой дочерью. Думаю, он чувствует и свою вину в том, что случилось. Это он внушил Энрике мысль о том, что она должна стать королевой. Он толкал ее в объятия его величества. Но что теперь об этом говорить? Похоже, для нее невыносимо было думать, что она будет удалена от королевского двора. Уехать в провинцию, в глушь было для нее равносильно тюремному заключению.

Я мотнула головой:

— Зачем герцог вообще пригласил меня на свой прием, если знал, что там будет Энрика? Неужели он не понимал, что ей неприятно будет находиться рядом со мной после того, что было написано в газетах? Если бы я знала, что Энрика еще в Лиме, то предпочла бы встретиться с де Крелоном на нейтральной территории.

Я понимала, что трагедия в доме герцога тоже станет достоянием общественности — газеты не преминут написать и об этом, делая предположения и смакуя подробности. Мне было наплевать на мнение прессы, но что будет, если эти известия дойдут до отца в Суреле? Он так и не оправился от того, что случилось со мной семь лет назад. Что же станет с ним, если он узнает о Бланш?