Я не свидетель

— Я ж говорю, конец рабочего дня, час пик, значит где-то около пяти или чуть после… Ну, подъехали. Из машины он не вышел, полез в карман, вынул деньги, а меж ними авиабилет. Повертел он его и говорит: «Слушай, шеф, возьми билет, дуй в аэропорт, сдай. До регистрации еще часа полтора. Приятель в Алма-Ату должен был лететь, да заболел. Все, что получишь твое». — «А почему сам не сдаешь?» — спрашиваю. — «Некогда мне, срочная работа, не поспеваю», — отвечает. Нет, думаю, гонит он мне стартер вхолостую. Я и говорю ему: «Плати-ка наличными, так оно надежней и — будь здоров». — «Как хочешь», — говорит. Дает деньги, я ему сдачу. Взял, не отказался, вышел из машины, пошелестел в пальцах этим билетом, вроде как раздумывал, сунул его в окно: «На, бери. Мне он все равно уже не нужен». И ушел. Я подумал: а что, если правду говорил про приятеля? Мотнусь в аэропорт, чего добру пропадать? Обратно пустым не поеду — оттуда всегда пассажиры есть. Паспорт у меня, я документы всегда вожу с собой: у нас, таксистов, жизнь с приключениями бывает. Вот и сдал я билет.

— Сколько вы получили? — спросил Левин.

Касперский назвал сумму.

— Почему так мало? — вскинул глаза Михальченко.

— Кассирша предупредила: «Сдаете за два часа до вылета. Удерживаем двадцать пять процентов»… А что случилось? Может, я чего не так сделал?

— Все так, Зиновий Данилович, все так. Спасибо вам. Извините, что отняли время, — сказал Михальченко. — У вас телефон дома есть?

— Есть.

— Оставьте нам, вдруг еще понадобитесь.

Назвав номер, таксист вышел, держа берет в руке…

— Ну что, Ефим Захарович, как байка? — спросил Михальченко.

— Думаешь, таксист изложил заготовленное сочинение?

— Нет, Касперский, по-моему, не врал. А вот пассажир гнал ему липу о приятеле, который не смог улететь, заболел. Старик Тюнен, что ли, его приятель?

— Едва ли.

— Достать бы нам этого пассажира, — мечтательно сказал Михальченко.

— Мы, Иван, живем в эпоху сплошного дефицита, — хмыкнул Левин. — Но подумать надо…

23

Журнал «Я — жокей», который Шоор подарил Левину в первое свое посещение бюро, Левин ни разу не открыл. Сунул его тогда в кожаную папку с бумагами, а папку, как обычно, в кейс. Так и таскал с собой, забывая выложить журнал дома. Сделал это только сегодня, когда полез в папку, чтобы отдать жене талоны на сахар, полученные по дороге на работу в домоуправлении.

Сейчас журнал разглядывали сын и невестка. Жена на кухне беседовала с внуком, а Левин сидел у окна в кресле и читал газету. Иногда до него долетали восклицания сына и невестки:

— Вот это полиграфия! Какие краски! А бумага!

— И парень хорош. Как сложен!

— А костюмчики на нем! А лошадки! Пап, посмотри! — сын повернулся к Левину, протягивая ему раскрытый журнал.

На левой странице крупно была снята шея и голова лошади, под уздцы ее держал так же крупно до пояса сфотографированный красивый молодой человек с сильным, обнаженным торсом. Видно был ветерок. Светлые длинные волосы отброшены за ухо, голубые глаза смотрели прямо в объектив. Выражение его лица, — крупных губ и глаз — излучали гордость и довольство. На правой странице тот же парень сидел верхом на иссине черной лошади. Красиво контрастировал с нею его яркооранжевый спортивный костюм.

— Реклама, — сказал Левин, возвращая сыну журнал. — Так сказать, наше сырье, их технология, — он вспомнил слова Шоора: «Мы делаем с вашим конным заводом бизнес». — На работе у меня есть еще один номер, как-нибудь принесу… Рая! — крикнул он жене. — Я пойду на полчаса прогуляюсь. Что-то голова болит. — И не дождавшись ответа, вышел в прихожую…

Левин спускался по лестнице в своем подъезде и думал: «Георг Тюнен получил наследство, которое ему и не снилось. Теперь оно достанется его сыну Александру. Уедет он в Германию или нет, но первое, что сделает — там или здесь, — наверное купит видеомагнитофон, джинсовый костюм и машину… Завтра с утра надо будет пойти к Иегупову. Почему он соврал? Чего испугался?.. Надо, чтоб Михальченко вышел с радиоспортсменом на место, где тот нашел паспорт. Хорошо бы, чтоб Михальченко уговорил Остапчука пойти с ним туда».

24

Та же убогая квартира на Комсомольской, дом пять, тот же мрачный неприветливый хозяин, в глазах которого мелькнул испуг, едва он увидел Левина в дверном проеме.

— А я опять к вам, Антон Сергеевич, — Левин не стал дожидаться приглашения, а направился в глубину комнаты.

— Что еще? — спросил Иегупов. — Я сказал тогда все, что знал.

— Да нет, Антон Сергеевич. Ведь Тюнен был у вас.

— С чего вы взяли? — тяжелые сильные руки старика начали суетливо перекладывать на столе предметы.

— На станции скорой помощи документально зафиксирован вызов, сделанный пятнадцатого апреля по вашему адресу. Сделан он, как записано там, Иегуповым к больному Тюнену.

— Да, и Георг был у меня, и скорую я вызывал. Худо ему стало, сознание потерял.

— Почему же вы скрыли от меня?

— Испугался.

— Чего?

— Вы сказали, что он пропал. А в таких делах в свидетели лучше не попадать. Кроме меня в Старорецке у него нет никого. Вот по-вашему и выйдет, что кругом я виноват. Да еще если его убили, не дай Бог.