Я не вижу твоего лица

И если раньше между девушками и парнями этого трудного, непредсказуемого класса со сложной психологической обстановкой частенько возникали ссоры, то сейчас – класс объединился, ведь как же чудесно дружить против кого-то. Этот опыт, начиная со школьной скамьи, молодые люди пронесут и дальше по жизни, в институт, в семью, на работу. Так было и будет. И он- школьный психолог Давид Кирченко может хоть по сто раз на дню приходить к ним с тарелкой воды, с мячом, вооружённый тестовыми методиками, но ему никогда не изменить древнего закона пещерных людей « Враг моего врага- мой друг». Кому-то хочется власти, кому-то твёрдой руки и защиты от внутренних страхов и сомнений, кто-то нуждается в разнообразии, кто-то мечтает о единомышленниках, но не знает, о чём, собственно, мыслить и говорить. И вот на помощь приходит она – дружба против одного, слабого или сильного, умного или дурака, бедного или богатого. Ни интеллект, ни личностные качества, ни внешность значения не имеют. Главное - сделать его врагом, чтобы обсуждать, строить козни, сравнивать себя с ним.

Вот только на данный момент Давиду было глубоко наплевать и на этих малолетних идиотов, и на стареющих баб,  возомнивших себя борцами за справедливость и поборницами марали. Он защитит свою девочку, он раздавит этих тварей, заставит страдать. Они ответят за каждую её слезинку!

- Началось, - протянул Артём, покачиваясь вперёд-назад, словно богомол. Он всегда так делал в минуты особого волнения. – Одна дура пошутила, другой дурак повёлся, а третья решила кони двинуть. Ну, всё, разобрались, чего тут базарить?

- Горюнов! – Наталья Георгиевна вспомнила о своём педагогическом долге. – Что за выражения? Ты в школе находишься?

- В том-то и дело, что в школе, а не в зале суда, - вступилась за одноклассника Наташа. – Мне, во всяком случаи, химия интереснее, чем обсуждение какой-то дуры, решившей покончить с собой.

- И правда, Давид Львович, - директриса чуть привстала, от чего жёлтая блуза, заправленная за резинку юбки, некрасиво вспучилась на животе.  – Если будете проводить занятие, то делайте это. А кто прав, кто виноват, мы разберёмся и без вас.

В другое время её слова, брошенные столь пренебрежительно, словно кусок гнилого мяса бродячему псу, да ещё и в присутствии учеников, задел бы самолюбие Давида, но сейчас было не до того. Для осуществления задуманного ему требовался ясный рассудок, незамутнённый пустыми обидами. Вот и пригодилась ваша наука, Игорь Семёнович.

- В таком случаи, садитесь так, как вам удобно.

Давид позволил себе усмехнуться над тем, как головы ребят дружно опустились на столешницы парт. Даже Надя Казакова решилась на эту маленькую слабость. Устали бедняжечки грызть гранит науки. Духота, гудение, от которого ныло в висках и недосып делали своё дело. Немного поколебавшись, обе педагогини опустили головы на руки. В конце концов, эти дамочки тоже не из железа выкованы. Обеим хотелось тишины и покоя, пусть даже коротенького, длиною в школьный урок.

- Все вы сейчас немного устали и нуждаетесь в отдыхе, - спокойно и вкрадчиво говорил Давид, расхаживая по классу. – Вы сидите за партами, на стульях, слышите, как гудят под потолком лампы, как шумят в коридоре.  Ваши головы лежат на столешницах, вы чувствуете  приятную прохладу крашеного дерева, дышите глубоко, медленно. Вдох – выдох, вдох- выдох. Вы  расслабляетесь, ваши веки тяжелеют.  Звуки становятся тише, они отдаляются, отдаляются, и наступает тишина.

Возня, шмыганья и покашливания прекратились. И Давиду на миг показалось, что воздух сгустился от тяжёлого вязкого молчания. Тишину нарушало лишь омерзительное гудение и рыхлое, словно мартовский посеревший снег, похрапывание директрисы. Пора! От возбуждения ладони Давида покрылись мелкими колючими мурашками, а в солнечном сплетении заныла злая радость.   Ощущение полной власти над людьми, предвкушение победы, чувство превосходства нахлынули прохладной бодрящей волной.

- Нет! – приказал себе Кирченко, мысленно награждая себя оплеухой. – Не время для гордыни! Ещё ничего не сделано. Работай, Давид, работай! Соберись!

- Теперь вы слышите только мой голос, подчиняетесь только моему голосу. Вы ощущаете холод, он ползёт от кончиков пальцев ног, охватывает голень, затем бедро. Холод растекается по животу, по грудной клетке. Бежит по рукам, плечо, предплечье, кисть. Вам холодно, вы дрожите.

Давид услышал отчётливое клацанье зубов. Подбородки Натальи Георгиевны мелко тряслись. Сквозь алую помаду на губах директрисы проступила лёгкая синева.

- Ваше тело больше не подчиняется вам, вы неподвижны. Оно застыло. Вы ощущаете лишь холод и жгучую боль.

Гримасы беспомощности, ужаса и непонимания на лицах, желание разобраться в случившемся, дать хоть какое-то объяснение.