Давид поднялся, предлагая девушке сесть. Надя разочаровано опустилась на стул, и буровя психолога настойчивым взглядом шоколадных глаз, старалась мысленно поделиться с парнем своими душевными страданиями. От Кирченко не укрылось и то, как Надежда брезгливо отодвигается от, растёкшейся по стулу Ирины Борисовны. Наталья Георгиевна опустила своё грузное тело рядом с Артёмом, в чёрных очках которого отражались прямоугольники люминесцентных ламп. Лапшов и Ленуся сидели рядышком, плечо к плечу, бедро к бедру. Их лица выражали лишь тупое, непоколебимое безразличие и уверенность в собственной правоте. Олега и Марину одолевали скука и желание поскорее покинуть душный класс, насквозь пропахший потными носками и немытой головой. Давид и сам не переносил духоты, но сейчас она была ему на руку. Ничего так не тормозит сознание, как нехватка кислорода. Что ж, ребятки, придется потерпеть! В глазах Натальи Георгиевны читался вызов, на лице директрисы играла насмешливая, снисходительная улыбка. За такой улыбкой прячутся взрослые, слушая рассуждения чужого ребёнка. Вроде бы и общаться с глупым малышом неинтересно и утомительно, но и оттолкнуть его не удобно, всё же дитя.
- Будите нам о любви к ближнему втирать?- гоготнул Олег Погодин после затянувшейся паузы. Не плохой, по сути парень этот Олег, отличник, великолепно играет в шахматы. Но ведь и он, поддавшись стадному чувству, улюлюкал и прыгал возле бака, кидал снежки и камешки. Не со зла, а просто так, чтобы не выделяться из толпы.
- О любви к ближнему проповедует батюшка в церкви, - зло ухмыльнулся Давид, чувствуя, как едкая горечь поднимается в нём, бурлит, вскипает, пенится, готовая выбраться за края, затопить всё окружающее пространство. Но нельзя, не сейчас, иначе – ничего не получится.
- Ну, дура она, раз решила сдохнуть, - прокряхтел Кукайкин, облизывая языком тонкие губы в мелких болячках. При этом кадык его судорожно дёрнулся, а ноздри большие как у свиньи, затрепетали, и тонкой струйкой к верхней губе потянулась желтоватая сопля.
Гадость какая! И с этим ничтожеством целовалась его девочка, и оно, это трусливое сопливое существо дотрагивалось до неё, касалось руками? Стоп! Не думать! Не представлять! Давид вдохнул вонючий воздух классной комнаты, окинул сидящих мрачным взглядом.
- Отчаяние, страх и бессильная злоба толкают человека на безрассудные поступки. Для кого-то случившееся было простой шуткой, для кого-то – способом почувствовать свою власть над другим, для кого-то – местью.
Последние слова адресовались Наде, и та всё поняла, зарделась, словно клубника в июле, втянула голову в плечи, опустила долу шоколадные глаза, в надежде на прощение.
- Итак, девятый «А», сами признаетесь или мне рассказать? – Давид подошёл к Надежде, положил на плечо руку, одарил одной из своих очаровательных улыбок. – Надя, ты ведь девочка неглупая, довольно смелая. Хватит ли у тебя силы духа рассказать всю правду своим учителям?
Девушка колебалась. На одной чаше весов лежало его - Давида, расположение к ней, на другой – дружба одноклассников. О да, милая. Любовь - жестокая штука. Порой, выбирая её, ты лишаешься всего.
Давид поймал хмурый, не предвещающий ничего хорошего взгляд Лапшова, раздражённый и гневный взор Ленуси. На лицах Артёма и Наташи читалось напряжённое ожидание, а Кукайкин был готов обкакаться от накатившего на него страха. Достав из кармана широких штанов носовой платок, он нервно мял его в мокрых дрожащих пальцах.
Надя оглядывала в растерянности класс, словно заранее прося у ребят прощения.
- Крепко же я её зацепил, - с мрачным удовлетворением подумал Давид. – А ведь девчонка и впрямь влюблена, безоглядно, до самопожертвования. Но ты, девочка Надя проявила слабость, а жизнь слабых не прощает. Сегодня ты получишь свой урок.
Млея от прикосновения Давида, нежась в тёплых потоках его голоса, девчонка, наверняка чувствуя себя героиней одного из бразильских сериалов, произнесла?
- Это я выкрала кулон и отдала Кукайкину, чтобы он подарил его Алёне. Я виновата, но у меня были на то причины. Давайте, Давид Львович, я после уроков к вам подойду и всё расскажу.
Во взгляде плещется надежда в вперемешку с предвкушением откровенного разговора, пылкого, уже заготовленного признания с её стороны и нежности с его. Нет, девочка, придется тебя огорчить.
Давид резко отошёл от девушки, на что она поёжилась, как от холода. В распахнутых беспомощных глазах вспыхнула мольба, ожидание похвалы за честность и разочарование. Давид больше не глядел в её сторону, но чувствовал как невидимые щупальца Надиного отчаяния, жажды и надежды на сближение тянутся к нему. Тянутся и никак не могут достать.
- Теперь, представьте на миг, что чувствовала в тот момент Алёна.
- А нахрена нам представлять! – гаркнул Лапшов. – Нам вообще на эту Рейтузу наср… наплевать.
Директриса строго взглянула на внука, и тот делано потупился, но во взгляде ни вины, ни покорности не было, ни грамма.
- Захотела сдохнуть, её проблема,- подхватила Ленуся, и ей в такт закивали девичьи головки.