Я садовником родился

– Ладно, Серега, – сказал Алексей. – Пусть его отпускают под подписку о невыезде. Не надо санкции. Все вышеизложенное похоже на правду. Не сбежит ведь он. Не сбежишь, Анашкин?

– Куда? – развел тот руками. – Да и зачем? Я не убивал!

Алексею даже стало его жалко. Но в дверях он не удержался и пропел:

– «У тебя СПИД, и, значит, мы умрем. У тебя СПИД…»

Анашкин скрипнул зубами. Пока улаживали формальности, Леонидов дышал свежим воздухом, потом сидел в машине, слушал музыку. Когда Серега освободился, подумал: «Попадет от жен. Обещали же к обеду».

– Ну, и что ты про Воробьева думаешь? – спросил Серега, усаживаясь рядом.

– Про цикламен? А ничего. Думаю, уж не к Маргарите ли он ходил?

– Он?! К Марго?!

– А как тогда объяснить большие суммы, за которые Воробьев перед женой не смог отчитаться? Не посещениями же психотерапевта? Учитывая то, как относилась к Воробьеву жена, вполне возможно, что он искал утешения на стороне.

– Да ну! Заливаешь!

– Воробьеву не позавидуешь. Его жена была стерва. Вот он и бегал к Маргарите. Кстати, очень удобно: всего-то спуститься на пару этажей вниз. Называется «пошел в булочную за хлебом». Можно и в выходной. По будням у Марго бывал Анашкин. Не исключено, что еще кто-нибудь. А с Маргаритой уважаемый Петр Александрович познакомился, как и все прочие, через белую Лилию. Она – связующее звено. Словом, все, кто знал Лилию, знали и Марго. Не исключено, что все, кто знал Викторию, знали и Семенову.

– Мы его никогда не поймаем! – в отчаянии воскликнул Барышев. – Это ж сколько мужиков к ней ходило! И как их всех найти?

– Не так уж много, если Розалия Марковна ничего не заметила. Бабульки – народ в этом плане бдительный. Ну, сосед. Ну, спустился. Кстати, в свете последних событий не хочешь ли снова на белого пуделя взглянуть? А заодно спросить у Розалии Марковны, не видела ли она Петра Воробьева выходящим из квартиры, которую ее подруга Мария Аристарховна сдавала Семеновой?

2

Со стоянки шли пешком. Обсуждали разговор с Анашкиным. Барышев все допытывался:

– А почему мы уперлись в Воробьева?

– А потому, – пояснил Алексей. – Спуститься вниз и подождать в подъезде жену, потом придушить ее, исполосовав лицо, он мог. И Марго убить тоже. Под маньяка закосить. Вспомни убитую Лилию.

– При чем тут Лилия?

– Да при том. Идея такова: закосить под маньяка, а потом под это дело убить и собственную жену.

– А при чем тогда цветы?

– Близкая ему тема. Любовь всей жизни. Все, пришли.

– Постой-ка, Леша. Не Воробьев ли это чешет? С желтым пакетом?

– Где? – завертел головой Алексей.

– Да он. Точно! Ну-ка, постой. Я ему сейчас … Петр Александрович! Эй! Гражданин Воробьев!

– Серега, куда! Стой! Дров наломаешь!

Но он опоздал. Близорукий Воробьев уже заметил гиганта и заметался, прижимая к груди пакет. Леонидов чуть не рассмеялся, глядя, как огромный Барышев навис над тщедушным цветоводом. Воробьеву было не до смеха:

– Что вам?! Кто вы такой?! – взвизгнул он.

– Никак не признали, товарищ? Полиция! – гаркнул Барышев. – Признавайтесь-ка в совершенных вами противозаконных деяниях!

– Мамочки! – ахнул цветовод и вцепился в пакет.

– Что у вас там?

– Ма, – Воробьев икнул, – макароны.

– Макароны?!

Тут подскочил и Леонидов.

– Да уймись ты! – сказал он Сереге. – Извините, гражданин Воробьев, это у него нервное. После того, как побывал в горячих точках. Последствия контузии. На людей кидается, а может и пристрелить. Барышев, ты табельное оружие сдал? Перед тем как из отделения уйти?

– Нет!

Серега сунул руку в карман, и тут Воробьев метнулся к своему подъезду.

– Стой!

Барышев догнал его в три прыжка, притянул к себе и зловеще сказал:

– Маргарита Семенова была больна СПИДом.

– СПИ… идом, – Воробьев снова икнул. Потом опомнился: – Да мне-то что?! Мне-то что за дело до вашей Маргариты?!

Серега, который ожидал признания в адюльтере и всех прочих грехах, учитывая шантаж, слегка растерялся. И цветовода отпустил. Тот шмыгнул в подъезд, воспользовавшись моментом.

– Пусть идет, – добродушно бросил Леонидов.

– Я тебя не понимаю, – озадаченно произнес Серега. – Ты же сам только что…

– Видать, ошибочка вышла. Не спал он с Марго. Пошли, Сережа, домой. Нас женщины ждут.

Алексей первым направился к подъезду, где находилась его квартира. Барышев шел следом и бубнил:

– Так ходил или не ходил? Ты же сам сказал, что ходил?

– Уймись! Ты зачем руку-то в карман опустил, когда я про табельное оружие спросил?

– Замерз.

– Вот и согрейся. А Воробьева пока не трогай. Сначала пусть Анашкин заявление напишет, что его шантажируют. Документов у Воробьева при себе нет. В пакете, видать, и в самом деле макароны.

– И что мне теперь делать?

– Сойти с моей ноги, – сердито сказал Алексей. – На которой ты сейчас стоишь. Черт, где же лифт? Кто его держит на десятом этаже? Эй, вы! – он забарабанил кулаком по двери маленького лифта. Большой вообще не работал.

– Извини, – засопел Серега. – Я переживаю.

– Переживай, но только не на моей ноге. В тебе весу больше центнера.

– У меня же мускулатура, не жир.

– А я разве сказал, что ты толстый? Я сказал: больше центнера. Все, поехали. Интересно, здорово нам влетит?