Я считаю по 7

Мне Маи шепотом говорит, что никогда еще не бывала в «Счастливом Джеке», зато много раз проезжала мимо, а мне кажется, будто она интуитивно полагает, что кафе со словом «Счастливый» поможет нам отыскать верный путь.

Она говорит, что хочет попробовать тамошнюю картошку фри.

Маи худенькая, но я начинаю понимать, что аппетит у нее волчий, особенно когда доходит до еды, которая ей прежде не доставалась.

Я не говорю ей о том, что в долгосрочной перспективе питание картошкой приводит к неблагоприятным последствиям, в том числе – к подростковому ожирению.

Советов о здоровье и питании я больше не раздаю.

В «Счастливом Джеке» мы с Маи садимся за стол – глаза у меня совсем распухли, – и она заказывает мне кусок торта с арахисовым маслом и шоколадом.

Мы устроились в самой дальней части кафе, и я сразу вижу, что Маи здесь нравится.

Она говорит, что здесь уютно.

Я хоть и с трудом, но все же выдавливаю из себя, что хочу стакан горячей воды с медом и тремя столовыми ложками белого уксуса. Это крепче, чем я обычно пью.

Делл заказывает чашку кофе.

Школьный психолог сегодня какой-то странный: то выглядит страшно довольным, то вдруг начинает дергаться.

Впрочем, мне его метания безразличны.

Мне вообще все безразлично, так что разницы никакой.

Когда нам приносят еду, Делл встает и идет помыть руки. Но я замечаю взгляд, который он бросает на нас через плечо, прежде чем шагнуть в скрипучую дверь мужского туалета.

Взгляд говорит, что Делл боится, как бы мы не сбежали снова.

Впрочем, беспокоиться ему не о чем. Я точно знаю, что, пока картошка не съедена, Маи не сделает ни шагу.

А мне больше некуда бежать.

Но как только Делл уходит, Маи встает из-за стола.

Я вижу, как она обращается к официантке, очень пожилой – наверное, уже правнуки есть. Или могли бы быть, судя по возрасту. У официантки очень доброе лицо. Я думаю: а согласилась бы она взять к себе двенадцатилетнюю девочку и заботиться о ней?

Я ухитряюсь проглотить несколько кусочков торта.

Я стараюсь избегать рафинированного сахара, но шоколад и арахисовое масло – великолепное сочетание.

Впрочем, сейчас торт на вкус – как опилки.

Маи возвращается, и мы заводим разговор на вьетнамском. Точнее, это Маи говорит по-вьетнамски. Я только слушаю.

Маи жует вовсю. Возвращается Делл и машет официантке.

Он просит счет, а официантка отвечает:

– Не спеши, сыночка, еще не все готово. Подожди чуть-чуть.

Делл смотрит на Маи, но у той каменное лицо.

Я примеряю к Деллу Дьюку слово «сыночка».

Звучит как оскорбление.

Особенно если учесть, что женщина надеется на чаевые.

А потом я понимаю, что официантка рассчитывала именно на такой эффект. Теперь Делл дергается еще сильнее.

А я в упор смотрю на кусок шоколадного торта с арахисовым маслом – на боку два надкуса, – и думаю, как же оно все так вышло.

Следующий шаг на моем пути тоже придумывает Маи.

Она выясняет, что у Делла в квартире две спальни.

Она что-то говорит, и, вслушавшись, я понимаю, что она объясняет, что у ее семьи неподходящие жилищные условия и поэтому меня им не отдадут.

Делл не знает, что семья Маи живет в гараже. А Маи ему об этом не рассказывает.

Но прежде, чем Делл успевает разобраться в происходящем, Маи хватается за телефон, звонит маме и принимается стрекотать на не понятном психологу языке.

Через несколько минут является пожилая официантка. В руках у нее большой белый пакет с коробочками еды навынос.

Маи мило улыбается официантке и принимает у нее из рук пакет в жирных пятнах.

Делл изучает счет, который официантка хлопнула перед ним на стол.

Кроме того, что на столе, в счете значится готовый ужин с жареной курицей, большая порция рыбы с жареной картошкой, ассорти из свежих фруктов и шесть больших соленых огурцов.

Пока официантка снимает деньги с карты, Делл подъедает мой торт.

Но удовольствия ему это, кажется, не доставляет.

Опекуны.

Мне нужны опекуны.

Я занималась астрофизикой, изучала даже системы утилизации отходов в космических кораблях, но никогда не задумывалась о том, как построена процедура установления опекунства над несовершеннолетним в штате Калифорния.

Я уже поняла: жизнь – это прогулка по минному полю; никогда не знаешь, где рванет.

Я снова в Центре защиты детей.

В соседних комнатах говорят обо мне.

Подслушать совершенно невозможно, но я все равно все слышу.

Меня заперли в кабинете медсестры.

Никто не хочет, чтобы я снова грохнулась в обморок.

Бешеный слон по-прежнему стоит на своем месте, в комнате для ожидания, что за дверью. Я и сама стараюсь держаться от него подальше.

Я сижу на кушетке. В комнате темно. Кушетка застелена хрустящей белой бумагой, и я в буквальном смысле слова не могу пошевелиться без того, чтобы не издать такой звук, с каким едят картофельные чипсы.

К счастью, я умею совсем не шевелиться. Тут я ас.

Мои друзья остаются снаружи, на парковке.

Я вижу их сквозь щели в жалюзи.

Издалека они выглядят довольно подозрительно.

Они стоят тесно, плечом к плечу, в напряженных позах.

Послеполуденное солнце над Бейкерсфилдом мечет вниз лучи, раскаляет машины и тротуары. Любой, кто в своем уме, уже спрятался под крышу, поближе к кондиционеру.