Я уйду с рассветом

— Но не упомянула, что все украденные коллекции хранились в Лувре. Нацисты реквизировали галереи ближневосточных древностей и закрыли доступ туда сотрудникам музея. Они использовали эти помещения под склады и демонстрировали там экспонаты крупным начальникам, которые приезжали за шедеврами для своих коллекций. — В ее голосе звучали горечь и отвращение. — Месье Жожар знал, что у меня есть собственная скорая, и, когда он обратился ко мне и рассказал про конфискации, отказать я не могла. — Она глубоко вздохнула и напряглась. — Я… втерлась в доверие к нацистским чиновникам в музее и работала с ними, составляла каталоги похищенных предметов искусства, которые вывозились в Германию. — Она беззвучно провела рукой над клавишами, не дотрагиваясь до них. — При первой возможности мы вместе с сотрудниками музея и партизанами изымали объекты из хранилищ нацистов и отправляли их в тайники во Франции.

Ее лицо исказила мучительная гримаса, и мне расхотелось продолжать расспросы.

— Вы вели себя очень смело.

— Целых четыре года я перевозила пленных из лагерей в госпитали. А когда люди выздоравливали, мне приходилось возвращать их в ад, где они были обречены голодать, гнить и умирать. — Шарлотта сглотнула. — Вплоть до осени сорок второго я прятала картины и небольшие скульптуры под фальшивым полом в кузове. По пути я встречалась с… — Она отвела взгляд в сторону. — Я встречалась со связным. Он и его товарищ забирали груз и транспортировали его дальше, к тайному убежищу.

Я оперся локтями на колени и потер подбородок. Меня поразил осторожный тон Шарлотты и то, как она избегала смотреть мне в глаза. Ее связным был Оуэн.

— А что произошло в сорок втором? — без нажима поинтересовался я.

— Однажды мои связные не вышли на контакт. К тому времени участвовать в подпольном вывозе экспонатов стало очень опасно. Другие люди, храбрее меня, готовы были продолжать это дело. Но я знала, что сломаюсь под пытками, если попаду в лапы к немцам, поэтому решила дальше не рисковать.

Несколько долгих мгновений она сидела молча. Тишину нарушало лишь сопение Отто.

— Хочу попросить вас кое о чем, — наконец проговорил я.

Отсутствующий взгляд потух, и Шарлотта вопросительно взмахнула ресницами.

— Поиграйте для меня.

Ее лицо осветилось улыбкой, словно цветок под теплыми лучами солнца:

— Ну конечно!

Она повернулась лицом к клавишам, а я закрыл глаза и слушал, как ее пальцы извлекают из инструмента звуки музыки.

С востока деревню окружали крутые утесы. Когда мы повернули на узкую аллею, отходившую от главной дороги, Шарлотта дотронулась до моей руки:

— Рис, посмотрите туда.

Я прищурился: под лучами утреннего солнца на склоне утеса темнела массивная, величиной с собор, пещера. У входа, сливаясь со скалой, стояла часовня.

— Великолепно… — выдохнула моя спутница и вытянула шею, чтобы как следует рассмотреть постройки.

К входу в часовню вели каменные ступеньки, высокие, крутые и узкие. Мы взбирались по ним, стараясь держаться подальше от краев.

Внутри часовни было довольно тесно, и я зажег фонарь, осветив помещение. Гобелены истрепало время, фрески на стенах выцвели настолько, что различить изображенных на них святых, мадонн и пророков было практически невозможно. Молельные скамейки покрылись слоем пыли. Здесь уже долгое время никто не бывал.

Выйдя из часовни, я безуспешно попытался разглядеть внутреннее пространство пещеры. Слабый свет моего фонаря не проникал в темные глубины подземелья, несмотря на выгодную точку обзора.

— Никогда не видела ничего подобного, — проговорила Шарлотта. — Как думаете, она далеко уходит?

Я посветил на сводчатый потолок над нами. Скала была сплошной, и пещера вела вглубь нее.

— Стоит выяснить.

Мы спустились по ступеням и вошли в пещеру. Подобие тропинки уводило нас все дальше к сердцу утеса. Вечером лучи закатного солнца осветят подземное царство. Мы добрались до каменного обвала в глубине просторной каверны, и здесь без фонаря было не обойтись.

В старом обвале обнаружились грубо вырубленные ступени. Шарлотта подняла руку и скомандовала Отто:

— Место, мальчик! Не хочу потерять тебя там, внизу. Место! Bleib!

Пес протестующе заскулил, но покорно ждал, пока мы карабкались по необтесанным ступенькам. По мере подъема потолок становился все ниже, и стены смыкались, выводя нас к высокому естественному карнизу в следующей пещере.

Там было прохладней, в темноте слышалось, как где-то капает вода. Абсолютную черноту нарушали только слабый свет у нас за спиной и зыбкий луч фонаря.

Гнетущая атмосфера давила на меня, я закрыл глаза и почувствовал, как колотится в груди сердце. На лбу выступили капельки пота.

— Рис?

Голос спутницы заставил меня очнуться, и я открыл глаза, медленно дыша через нос. Стоя у входа, я посветил во вторую пещеру, и Шарлотта охнула. Каверна уходила внутрь скалы от обрыва, где мы стояли, и разветвлялась на спутанные лабиринты. Над нашими головами раздалось хлопанье крыльев; Шарлотта в испуге уткнулась мне в плечо.

Я посветил на потолок: он оказался ниже, чем я думал. Кулаки сжались, и я сглотнул внезапно образовавшийся зловещий комок в горле.