Я уйду с рассветом

Держась за стену, не отрывая ноги от земли, чтобы не упасть и не заблудиться в темноте, мы старались идти как можно быстрее и тише.

Внезапно, когда Шарлотта повернула налево, потянув меня за собой, возник луч света. Я споткнулся о невидимый порог, но устоял на ногах и вжался в углубление в стене.

Луч фонаря вытанцовывал на стенах крипты, обшаривая каждый уголок. И всякий раз, как он приближался, сердце у меня замирало. Шарлотта прижалась ко мне, и я ощущал спиной, как вздымается ее грудь. Молодая женщина все сильнее стискивала мою руку. Пошарив в темноте, я расстегнул пару пуговиц и осторожно вытащил люгер из потайной кобуры. Мне казалось, что металл оглушительно громко трется о кожу. Голоса затихли. Когда они зазвучали снова, стало понятно, что солдаты удаляются, а не приближаются. Прошло несколько долгих мгновений, и в крипте воцарилась гробовая тишина.

Я выдохнул, осознав, что все это время сдерживал дыхание. Люгер вернулся в кобуру.

— Сюда, — прошептала Шарлотта.

Я последовал за ней вверх по винтовой лестнице. После кратких вспышек света тьма казалась еще более непроницаемой, и мне приходилось идти, ощупывая стены узкой шахты. По мере того как мы поднимались, чернота переходила в полумрак. Лестница повернула еще раз и закончилась.

— Где мы?

Лунный свет, проникавший сквозь круглое окошко под потолком, падал на ряды полок, забитых документами.

— Это архивы, — пояснил я.

Пробравшись между стеллажами, я обнаружил на другом конце комнаты дверь, забранную железной решеткой, и толкнул ее, приготовившись услышать скрежет. Но петли были хорошо смазаны. Открытая дверь в конце помещения вела в залитый луной внутренний дворик. Шарлотта двинулась туда. До меня долетели скрип сапог по гравию и какой-то шорох. Я остановил девушку, взяв ее за локоть.

Мы оба замерли, когда двое немецких солдат переступили через порог. Шарлотта стояла на краю густой тени, в пределах видимости любого, кто заглянул бы внутрь. Я напрягся, ожидая окрика, клацания оружия, — но ничего не произошло. Солдат встал к нам спиной и закурил сигарету. Он выкинул спичку, мурлыча что-то себе поднос, и глубоко затянулся, прежде чем выпустить дым.

Как только немец снова принялся напевать, я достал люгер и передал его Шарлотте. Она взглянула на меня, округлив глаза, и показала, что держит наготове свой кольт. Но я покачал головой и дал знак сохранять молчание. Я прокрался через комнату, снимая с себя ремень, — фальшивое пение немца заглушало звук трущейся о материю кожи. Я продел конец пояса через пряжку и намотал другой конец на кулак.

Солдат был ниже меня ростом, но довольно крепкий. Он насторожился — то ли от шума, то ли от ощущения, что кто-то находится рядом, — и повернул голову в тот момент, когда я напал на него. Глаза на его круглом лице, изрытом оспинами, расширились. Я набросил петлю ему на шею и с силой затянул ее. Немец не успел издать ни звука. Сигарета, падая, обожгла мне руку.

Я потащил солдата внутрь помещения, затягивая ремень у него на шее. Он принялся размахивать руками, силясь вцепиться мне в лицо, и навалился на меня всем телом. Я оступился и уперся в стену. Когда солдат попытался достать оружие, я намотал ремень на левую кисть и перехватил его руку — но ему все-таки удалось выхватить пистолет из кобуры. Хотя я до хруста стиснул его запястье, он не сдавался.

Моя собственная рука, удерживавшая ремень, дрожала от напряжения, пока я боролся с ним. Кожа ремня все глубже врезалась мне в ладонь, та вспотела, и пояс выскользнул из нее.

Я потянул руку немца вниз и одновременно ударил по ней коленом. Было слышно, как хрустнула кость. Пистолет с шумом упал на пол. И я ощутил, как беззвучный вопль сотрясает грудь противника.

Немец рванулся вперед, сбив меня с ног. Мы покатились по полу, вцепившись друг в друга. Отчаяние придало ему сил, он боролся как дикий зверь. Я принял удар локтем под ребра и в челюсть. Последний попал по старому синяку, полученному в парижской драке. От пронизывающей боли у меня зазвенело в голове, и на секунду я ослабил хватку.

Этого оказалось достаточно, чтобы солдат успел всадить мне коленом в пах и откатиться в сторону, стаскивая обмотанный вокруг шеи ремень. Пока я приходил в себя, он успел встать на колени и повернуться ко мне с ножом в руке.

— Рис!

— Назад! — рявкнул я Шарлотте и бросился на немца.

Я снова перехватил его запястье, и нож отлетел в сторону. Оседлав противника, я нанес ему несколько ударов в живот. Он попытался перекатиться набок, скрючившись и прижимая к себе сломанную руку. Я сел и поднял немца, развернув его к себе спиной. Я затянул у него на шее ремень и ощутил, как он безуспешно пытается вдохнуть грудью воздух.

Он брыкался, размахивал руками. Мне пришлось отклониться назад, чтобы он не впился в меня пальцами. Я так сильно тянул ремень, что у меня задрожали руки. Взбрыкивания сменились вялостью, которая перешла в подергивания, и наконец солдат обмяк и свалился на меня тяжелой тушей.

— Рис… — Голос Шарлотты прозвучал словно из густого тумана. — Он… он мертв.