Я вернусь. Повесть

– Они хотят, чтобы я замёрзла… Да кому мы нужны, пенсионеры… – и Зина пускается в рассуждения о птичках, лисятах и пенсионерах, которые переходят в её обычный, нудный бред.

Возвращается Оксана. Я рассказываю о Зининых переговорах с соцзащитой.

– Давай я схожу к Ивану Денисовичу, – предлагает Оксана.

– Подождём, что скажет Наташа. Она обещала узнать…

– Матвейка! Ты опять играешь!? Иди погуляй! В магазин зайди, купи хлеба!

– Бабушка, можно я мороженного куплю?

– Купи, купи. Сто рублей хватит?

– Хватит. Себе возьму и Артёмке ― можно? Ему бабушка на мороженное денег не даёт, а ему ведь хочется.

– Ладно, ладно, купи и Артёмке, только куртку надень ― прохладно.

– Сейчас, бабушка, дай пройти уровень.

– Матвейка! Телефон сюда! ― разъяряюсь я.

Матвейка пугается моего тона, вскакивает и одевается.

Не успевает закрыться за ним дверь, как входит Зинина соседка Валентина Демьяновна ― бывшая телятница.

– Оксаночка, Юрочка! Как вы живёте? Не болеете? Ну слава Богу!

– А вы? ― спрашивает Оксана.

– Ох, – Валентина Демьяновна бессильно опускается на стул. ― Дедушка же в больнице лежал в Городе. Нарость у него нашли на почке. Сейчас говорят ― надо ехать на эту… билитацию, что ли!

– Реабилитацию.

– Да, да. Дают ему путёвку в пансионатор на две недели. А денег нет ни копейки. Хирург Александр Иванович говорит: «Очень хороший пансионатор, Валечка, обязательно надо поехать. Я говорю: «Как же ехать, Александр Иванович? Денег совсем нет! Может, через три месяца? ― Я бы подкопила.». А он: «Нет, Валечка, надо быстрее. Займи у кого-нибудь!». Вот такая басня!

Валентина Демьяновна ― ходячие мощи, в чём душа держится! Послушать её, все обращаются к ней ласково «Валечка», у неё теперь и кличка такая ― «Валечка». В советское время она была «Кума» за то, что после рождения четвёртой дочери пригласила в крёстные отцы директора совхоза ― члена бюро обкома КПСС. Директор, на удивление всем, пришёл, и телятница Валентина Демьяновна стала «Кумой». Но теперь это забытая история ― все свидетели тех крестин или уехали, или умерли.

– И сколько надо денег? ― спрашивает Оксана.

Валентина Николаевна думает, потупившись:

– Ну хоть тысяч шесть или семь.

Оксана идёт за деньгами.

– Спасибо, Оксаночка. Я потихоньку отдам, по пятьсот, по тысяче… Ты запиши, Юра, запиши, чтобы не забыть. Оксаночка, у тебя вишня есть?

– Есть, есть, Валентина Николаевна!

– Тогда я виктории4 принесу. Потом ранеток. У меня хорошие ранетки. И много ― два деревца как усыпаны…

– Да не надо нам ранеток ― у вас самих внуки ― оставьте им.

– Нет, нет, нет, нет! Им тоже хватит. Они не любят ранеток. Принесу, принесу. Мне ведь тоже вас жалко. Вам самим деньги нужны. Огурцы у вас есть? А помидоры?

– Есть, есть, – отбивается Оксана.

– А то я бы принесла…

– Не надо, не надо!

Валентина Демьяновна уходит. Она получает десять тысяч рублей пенсии, дедушка, Алексей Максимович, ― пятнадцать. Может и хватило бы на жизнь, но у них немыслимо много уходит на лекарства и лечение. И внуки такие же болезненные, как они. В прошлом году дочь возила старшего внука в Город. И вот как рассказывала об этом Валентина Демьяновна: «В областную больницу приехали – ничего не нашли, сказали ― с возрастом пройдёт. В другую поехали ― тоже ничего не прописали, но врач дал карточку и говорит: «Поезжайте по этому адресу, там вам помогут». И правда, хорошие врачи, внимательные: приняли, осмотрели, диагноз поставили и лекарств выписали на десять тысяч!». И дочь, и дед с бабкой довольны и успокаиваются только тогда, когда с них берут за лечение деньги, и чем больше берут, тем им утешительней.

Вечером небо очистилось от туч, заметно потеплело. Пригнав коров, иду к Солдатовым. Наташа в футболке и брюках доит козу Машку:

– Ничего не получается, Юра. Во-первых, не прописана, во-вторых, в доме престарелых нет мест. Можно выписать и прописать на сайте госуслуг, но там требуются документы на жильё ― на её хибару. Нинка вряд ли оформила её в собственность. А это делается через суд ― волокита будет долгая. Есть и медицинская проблема: по её заболеванию в обычный дом для престарелых могут не взять, направят в интернат для душевно больных.

– Какая же она душевно больная! Ну несёт ахинею, так многие старики её несут. Она не буянит, не агрессивна…

– Ну попробуй, докажи. В общем, на сегодня ситуация такая.

– Ладно, проследим, чтобы купила дров и угля ― авось ещё одну зиму переживёт.

Возвращаюсь домой в одиннадцать. Оксана только что кончила доить коров. Совсем темно, а Матвейки нет. Уехал с Артёмкой на велосипеде в семь часов сразу после ужина, и с тех пор не появлялся.

Разливаем молоко по полторашкам, складываем в холодильник ― для завтрашней продажи на рынке.

– Ну что с ним делать? С Матвейкой? Совсем от рук отбился, то не выгонишь, то не загонишь. Так бы ничего, если бы не речка, не ямы, не машины на дороге… Да мало чего.

– Дело не в этом. Он должен знать, что есть порядок, который надо соблюдать.

Наконец хлопает дверь, стучат о пол шустрые ножки.

– Явился, паршивец ты этакий! Ты когда должен быть дома?

– Я не паршивец! ― возражает Матвейка.