Я ж не только мать. Дарить любовь, не изменяя себе

Первый удар меня настиг в пятом классе, когда мы решили перевести сына в другую школу. Школа хорошая, а следовательно – читайте выше, – поступление нужно заслужить, а значит, нужно прилично сдать вступительные экзамены. Экзамены были завалены капитально. Помню свой шок: я – такая современная, презирающая оценки, вдруг явно почувствовала этот противный липкий холодок где-то внутри, мгновенно навалился стыд, будто это я завалила все на свете. Отчетливо зазвучали голоса как на партсобрании: «Ну что, доигралась? Упустила ребенка? Тоже мне мать!» Меня подмывало наехать на Гришу, разозлиться, устроить скандал из серии «Я тебе так верила, а ты меня обманул!». Мне не хотелось разговаривать, не хотелось с ним шутить и смеяться как прежде – ведь он завалил экзамены.

Я вовремя себя затормозила. А что он мне, собственно, обещал? Учиться хорошо? Нет, я же этого никогда не требовала. Обманул мое доверие? Так он, может быть, и не разгадал мою тактику. Да и не было никакого между нами договора. Так откуда же взялась эта обида на ребенка? Пришлось себе признаться, что хоть я и рассказываю детям о том, что оценки не важны, а важны знания, что все поправимо и нет безвыходных ситуаций, но у меня самой, внутри, все равно сидит этот страх и стыд за «плохого» ребенка – и страх этот я успешно в себе закапываю.

Я взяла себя в руки, поплакала немного, объяснила Грише, что это его первый опыт с оценками и он оказался неудачным, но есть решение – позаниматься и пересдать экзамен. «Я на твоей стороне, что бы ни случилось», – эту фразу я тогда сказала Гришке впервые, мне было очень важно подчеркнуть, что у нас с ним все по-прежнему, мы честны друг с другом, я рядом и помогу, чем смогу.

Испытание в итоге было худо-бедно пройдено, в школу Гришка поступил, меня отпустило. «Мама, ну что ты переживаешь, все будет у Гришани хорошо, ну», – успокаивал меня Мишка. А я слушала его и понимала, что дети у меня очень разные, приоритеты жизненные у них разные, и не факт, что они совпадают с моими.

Получалось, что мне нужно изменить тактику и начать не в бирюльки играть, формируя все эти «доверительные отношения с ребенком» и «общение на равных как со взрослым», а принять, что передо мной все-таки ребенок со своим несформировавшимся еще чувством ответственности и нужен за ним глаз да глаз. То есть наплевать на всю эту демократию и вместо школьных сплетен проверять дневник и домашку. И изменить себе. Перестать быть собой. Более того – еще и раздвоиться: с одним ребенком играть в демократию и доверие, а с другим – в диктатуру и подозрительность. И тут я присела на минутку и подсчитала, когда закончится школа. Получалось, что мне еще лет на семь нужно погрузить себя в эту странную шизофрению. А потом, когда школа закончится, вернуться в свое прежнее состояние. Но что будет, если к тому времени от наших с Гришкой озорных отношений уже ничего не останется? Что если я сама их съем по чайной ложке своим контролем и учетом его учебы?

Школа конечна, а жизнь моя не вечна, решила я, поняв, наконец, что есть и другой вариант – попробовать все же объяснить ребенку, что преодолевать преграды интереснее и круче, чем отмахиваться от них, делая вид, что все прекрасно.

«Вы знаете, Гриша не воспринимает проблемы, не видит их, не считает их чем-то заслуживающим внимания», – это мне объясняли в школе. Меня это не удивляло – Гриша всю жизнь поражал меня своим оптимизмом и умением с легкостью идти по жизни. Так с чего бы ему воспринимать проблемы серьезно? Я даже завидовала ему: никаких нервов, счастливый человек! Но как заинтересовать его учебой, если привычные мне страх и стыд тут не работают?