Яблочные дни. Часть I

— Станет духом, ледяным, злым духом. Он будет носиться в метели и горько выть по своей семье. Поэтому в метель нельзя гулять одному. В метели прячутся льдяноклыки. — Хенрика щёлкнула Гарсиласо по носу, он вздрогнул, посмотрел за окно. Сгущался вечер, в окно бились мелкие, лёгкие снежинки. Немного вглядеться, и в темноте блеснут инеем волчьи фигуры. Скоро придётся закрыть ставни.

— А что случилось с тем принцем? — прошептал Гарсиласо.

— Ооо, — Хенрика взяла его за руки, утянула на середину комнаты. — Он оказался хитрее ледяных волков. Когда метель поймала его в ледяные оковы, когда он почувствовал, как ледяные зубы касаются его груди, он закружился вместе со снежным вихрем! — Не отпуская рук Гарсиласо, тётушка пустилась по комнате в странном плясе. Ноги путались и петляли, Гарсиласо неуклюже семенил, увлекаемый танцем диким и быстрым, как порыв ветра, метели. У него захватило дух, казалось, вокруг них правда воет снежный вихрь, воет голосами похищенных детей. — Он укутался в свой волчий плащ, так что волки видели только белый мех, такой же, как у них! А потом он завыл, так сильно и жалобно, как только мог. Его закружило всё быстрее, быстрее, принц совсем выбился из сил! И тогда… раз! — Гарсиласо, чуть не упав, оказался в объятиях тётушки. Она тяжело дышала, крепко прижимала его к себе и улыбалась. — Метель отпустила его. Вой принца услышала его мама, королева, она поймала сына и держала вот так, крепко-крепко.

Голова кружилась, Гарсиласо крепко обнял тётушку. В плаще стало даже жарко, но скидывать его, сказку, не хотелось. Принц спасся, прямо как Гарсиласо от убийц, его услышала, увезла тётушка. Но кто спасёт их с Хенрикой от льдяноклыков Донмигеля? Кто услышит, вырвет из страшной метели, защитит? В Блицарде был тот, кто оставался королём и дядюшкой Гарсиласо…

— Тётушка! Я знаю, кто нас с тобой защитит от этих… — Гарсиласо кивнул на дверь, за которой караулили головорезы. — Льдяноклыков.

— Кто же, родной? — Хенрика приподняла его подбородок, заглянула в лицо. Её глаза были светлее, чем у мамы, голубые, а не синие, и смотрели они с небывалой добротой.

— Дядюшка Лауритс.

Хенрика изменилась в лице: улыбка исчезла, глаза моргнули, лоб наморщился. Она отпустила подбородок Гарсиласо.

— Нет, славненький.

— Почему?

— Он плохой человек. — Голос Хенрики дрогнул. Гарсиласо удивлённо смотрел на тётушку, а она отстранилась от него, чем-то испуганная.

— Плохой? Но тётушка, он же мой дядя! Если мы попросим помощи, он не откажет, к тому же мы в его стране.

— Нет.

— Ты не хочешь попросить его? Я мог бы…

— Я сказала нет! — Хенрика обхватила себя за талию, отвернулась.

Гарсиласо замолчал, тётушка вела себя странно, и это больше пугало, чем удивляло. Он расстегнул плащ, немного помедлив, осмелился подойти к ней со спины и накинуть плащ её на плечи. Хенрика дёрнулась, порывисто обернулась, прижала Гарсиласо к себе.

— Король Лауритс не желает добра ни тебе, ни мне. Он отправит тебя в Эскарлоту, к смерти, а меня прикуёт к себе на веки.

— Но почему? Мы не сделали ему ничего плохого.

— Я отказала ему в просьбе выйти за него замуж. Он Яльте, Яльте не прощают.

— Тётушка…

— Тшшш, — Хенрика опустилась перед ним на колени, заглянула в глаза. Плащ обнимал её плечи снежной мантией. — Салисьо, я защищу нас. Веришь? Я смогу. А о дядюшке помни одно: на войне он вырвал себе сердце, совсем как льдяноклыки, только вместо льдинки там теперь раскалённый песок Восточной петли. Он забыл любовь и жалость, сейчас им движут только алчность и месть.

Сон, полный страсти, тоски, оборвался. От неутолённого желания сделалось зябко и свело судорогой пальцы, сминавшие тесёмочный край одеяла. Ах, дожила. Скучает по «несчастненькому», Игнасу Фоссу, которого сама же от себя отлучила. Хенрика с сожалением открыла глаза. Над ней кто-то склонялся. Наверное, стоило бы испугаться, но у гостя были такие красивые волосы — длинные и волнистые, и такая бородка, похожая на округлый островок иголочек на подбородке, а уж усы! Так и хотелось подвить их за концы проказливым движением пальца. Хенрика улыбнулась старому знакомому. Игнас первым не вынес разлуки. Пожалуй, королева даже не станет журить его за задержку отчёта из Анатомического театра…

— Хенни, это же я! Узнала?