Хенрика резко села. Нет, нет, нет. Натянув одеяло по грудь, отползла назад, через подушку, и вжалась спиной в изголовье так сильно, что резные завитки больно упёрлись в спину. Это не может быть явью. Иначе она бы знала! Ведь она королева, она хозяйка на своих землях, и никто не смел пройти по ним так — без её ведома. Так проснись же, проснись!
— Испугалась? Это всё волосы, пропади оно пропадом, знаю, я потом расскажу!
В груди жгло от ужаса, горло сдавливало — какие там вдохи поглубже. Вдобавок сквозняк скользнул по открытым плечам. Хенрика вся покрылась мурашками. О нет, это явь. Явь ужаснее ночных кошмаров.
— Сначала я нарочно вёл назад армию как можно тише, а потом вовсе опередил её, и вот — я здесь! Решил сделать тебе сюрприз.
Заканчивалась первая неделя сентября, и Хенрика держала окно на террасу открытым. Пока она спала, пролился дождь. И если сад после него благоухал свежестью, сладостью, то её оживший кошмар пах дорогой, мокрой замшей и лошадиным потом. Судорожно вздохнув, Хенрика на него посмотрела. С такой луной как сегодня и свеч не нужно. Лауритс Яноре сидел на краю постели, в самом деле совершенно неузнаваемый с этими космами, и всё же они оказались наименьшим из того, чего можно было страшиться. Он выглядел крупней, внушительней. Он заматерел, как это делают животные, становясь из тошнотворно нежных, изящных котяток котищами со вздыбленной шерстью и жёсткими, алчными глазами. Одной рукой он упирался в перину, но вторая лежала на затёртой кожаной штанине, у бедра. Так близко к незнакомой рукояти, венчавшей совсем не Рагнаров меч. Мироканская сабля.