Яблочные дни. Часть I

На каком-то из годов похода Яноре прислал королеве такой трофей, сделав приписку о перевооружении своей армии. По его подаркам и письмам она со страхом следила, как он теряет рассудок и превращается в пасынка Изорга. Он не писал о своих кровавых расправах прямо, предпочитая излагать истории трофеев, описывать природу, песочный быт и кушанья. Но этой безобидной чепухой были присыпаны тела тысячи убитых им детей и женщин. Почём ей знать, уж не невинная ли кровь сохла на клинке кинжала, последнего из подарков? Хенрика терялась, какой из них напугал её сильнее. У головы песочного лекаря борода свисала клочьями, а на щеке лежала сеточка надрезов — что Яноре делал с ним до того, как прикончил и забальзамировал? У дохлых песочных пауков — из их пряжи, по его словам, делали ткань — отсутствовали лапки, зачем он умертвил малюток? Книги были спеленаты обложками из человеческой кожи — видимо, Яноре собирался сказать в переплётном деле новое, дикое слово.

— Я не получил ни одного письма от тебя, можешь представить, как я скучал, как хотел увидеть тебя, я не мог больше ждать ни мгновения! — Лауритс придвинулся ближе, но не опасным котищей, не барсом, не зверьей сущностью Изорга. — А ты прекрасна, теперь мне кажется, я видел тебя только вчера.… Ты так смотришь, почему? Боишься? Я всё тот же, вот, протяни руку… — Хенрика не шевельнулась. И тогда Лауритс протянул к ней свою ладонь. Больше не нежную, но и как будто не привыкшую накладываться на желанное, подобно лапе зимнего барса. На ней лежали крохотные плоские камешки, как галька. — Это особые семена. Из них вырастут цветы для твоего сада, небывалые, у нас таких не встретишь. Мне столько нужно рассказать тебе, Хенни, дорогая, но и столько спросить! Что же ты молчишь, моя… невеста. — Последнее слово он словно бы выдохнул, распахнул глаза под заломленными бровями.

Королева видела этот взгляд прежде. Он сопровождался слизнявыми, мягкими словечками. Как вот эти, пожалуй. Страх в груди испепелил сам себя, из пепла же поднималась леденящая злость. Хенрика поспешила испугаться барса, но к ней ластился всё тот же дурной кузен. Ничтожный слизень посмел проникнуть к ней в спальню, разбудить, нести влюблённый вздор, а напоследок дерзнул назвать своей! Невестой! Неслыханно! Может, он и погонял песочников саблей — слушаясь своих офицериков с Девятнадцатилетней — но Хенрика Яльте всё ещё его королева. Слизень явно забыл своё место.