Вернувшись в управление, я занялся анализом финансовых документов графини Уваровой в совокупности с попытками вычислить предполагаемых наследников покойной, раз уж Виктор Иванович отказался сообщить мне имена наследников действительных. Но вскоре это мое занятие было прервано самым неожиданным образом. В мой кабинет явился доктор Милц в сопровождении Виктора Миронова и потребовал, не больше, не меньше, чтобы я немедленно заключил его под стражу. Не сразу удалось мне разобраться в этих весьма эмоционально высказанных требованиях. Оказалось, что наш доктор, оскорбленный подозрениями господина Клизубова, счел сам себя подозреваемым и решил, что я из хорошего отношения делаю ему поблажку, оставляя на свободе. Вот и пришел требовать справедливости, заручившись помощью адвоката. Виктор Иванович посматривал на меня виновато. Я уже понял, что он пытался отговорить Александра Францевича, да не справился.
— Мы на Вашей стороне, доктор! — продолжал он спорить с упрямцем. — И если понадобиться, не дай Бог, конечно, я готов защищать Ваши интересы в суде совершенно бескорыстно.
— Виктор Иванович, — с достоинством сказал ему доктор Милц, — я Вам очень благодарен. Это крайне великодушно с Вашей стороны.
— Это недоразумение, доктор, — вступил я в разговор, — и я говорю Вам, это выяснится все в ближайшие дни.
— Яков Платоныч, — возразил мне Александр Францевич упрямо, — я, как подозреваемый, обязан быть немедленно арестован и помещен под стражу.
— Ну какое арестован, какая стража! — возмутился я. — Вы что несете!
— Любой подозреваемый, в конце концов, может скрыться! — продолжал настаивать доктор. — Улики уничтожить, помешать ведению следствия, в конце концов!
— А вот это оставьте мне! — ответил я ему, уже не скрывая раздражения.
— Я хочу, чтобы моя невиновность была доказана с соблюдением всех правил и процедур, — волновался Милц.
— Можете в этом не сомневаться, доктор, — заверил Виктор Иванович.
— Только в этом случае, — не слушал его Александр Францевич, — моя репутация может быть восстановлена.
— Будьте уверены, — пообещал я ему устало, — я найду настоящего убийцу. А сейчас, господа, прошу прощения, — сказал я им обоим, — должен идти.
Выйдя из кабинета, мы оказались свидетелями весьма забавной картины. Анна Викторовна, пришедшая, видимо, в участок вместе с отцом, а потому отважившаяся зайти внутрь, заступила дорогу Антону Андреичу, загнав того в угол, и в чем-то очень эмоционально его убеждала. Мой помощник стоял со смущенным и несчастным лицом, явно борясь и с ней, и с самим собой. С одной стороны, он прекрасно помнил мои слова о том, что еще одна авантюра, подобная той, что была во время дела Мореля, и я его уволю без жалости. И Антон Андреич отлично понимал, что я не шутил тогда. А с другой стороны, отказать Анне Викторовне в чем-либо во всем полицейском участке удавалось только мне, да и то, признаться, не всякий раз. Так что вышли мы как раз вовремя, чтобы спасти моего помощника от увольнения.
— Анна Викторовна, — окликнул я ее строго.
Даже со спины было заметно, как она напряглась от неожиданности. И замерла на мгновение, раздумывая, видимо, как бы половчее выкрутиться из сложившейся ситуации.
— Да! — повернулась она к нам, сияя улыбкой.
Эту улыбку я сегодня уже видел, утром, когда она пыталась убедить отца в том, что вовсе не собирается вмешиваться в расследование, а в доме графини и вовсе случайно оказалась.
— Мне кажется, — спросил я ее со строгостью, — или Вы подстрекаете моего помощника на очередную авантюру?
И я взглянул на Виктора Ивановича, намекая тому, что далее с этой ситуацией разбираться будет он.
— Я просто просила Антона Андреича помочь мне, — подчеркнуто-непринужденно ответила Анна Викторовна, не переставая лучезарно улыбаться, — в одном личном деле.
— Анна! — строго произнес мрачный, как грозовая туча, адвокат Миронов. — Ей Богу, не веди себя, как ребенок!
— Коробейников, — занялся я своею частью воспитуемых, — делами займитесь!
Антон Андреич с виноватым видом прошмыгнул мимо нас в кабинет. Бедняга! Собственно, он-то пока ни в чем виноват не был. А досталось обоим!
Из управления я направился побеседовать с ювелиром Селивановым, тем самым, которого посещала служанка покойной графини Уваровой. Нужно же было выяснить, что понадобилось у ювелира девушке, чье материальное положение абсолютно не предполагало посещения подобных мест.
Оказалось, что Селиванов не только общался со служанкой, но и был доверенным ювелиром самой графини и все ее драгоценности знал отлично. Служанка же, с его слов, принесла с собой брошь, принадлежащую графине.
— Вещь ценная, старинная, — рассказывал ювелир, передавая мне изображение броши. — Она хотела узнать ей цену.
— А до этого Вы ее видели? — спросил я, разглядывая рисунок.
— Служанку-то? — не понял ювелир.
— Да нет, брошь.
— Конечно, — ответил он. — Покойная показывала мне все свои сокровища, каждую вещь. Тоже ценой интересовалась.
— Неужто продавать собиралась? — заинтересовался я.