– Регент озабочен исчезновением Женевьевы и охотно согласится, – бросил он через плечо и резко остановился.
Улица сделала крутой поворот и вывела их к трёхэтажному зданию. Его выбеленная стена была испещрена надписями, грубо начирканными углём. Талас поднял взгляд и, нахмурив седые брови, окинул их взглядом. Хельга тоже вчиталась и ощутила, как к горлу поднимается бессильная злоба. Надписи гласили: «
– Что случилось с прежней Бантолией? – осторожно спросила его Хельга. – Страх перед Архисом рисовал на лицах людей улыбки и заставлял выращивать цветы вдоль дороги?
– Это естественный этап, – очнулся Талас. – Бантолианцы переживают этап очищения! Людям необходимо выплеснуть свой гнев, копившийся в них поколениями! Они должны опустошить себя, а затем…
– Боюсь, что когда люди выплеснут свою злобу на мир и тем самым опустошатся, им уже нечем будет наполнять себя, – оборвала его Хельга.
– Ты далека от понимания происходящего!
– Конечно, мне не хватает каких-то трёхсот лет жизни до того, чтобы обрести твою мудрость, – язвительно ответила она.
Одновременно их взгляды остановились на огромной надписи, занимавшей всю стену дома: «
– Кажется, теперь я понимаю, что привело тебя в Доринфию, – сказала Хельга. – Ты сбежал из Бантолии!
– Даже не хочу отвечать…
– И не надо. Правда у тебя перед глазами… Местные начали считать богом тебя!
Талас ускорил шаг, но Хельга его догнала.
– Всё правильно, ведь людям надо в кого-то верить, – продолжила она. – А ты, наверно, попросту испугался… Ты испугался ответственности!
Лицо Таласа залилось краской. Он на секунду остановился и, махнув на Хельгу рукой, молча зашагал вдоль улицы, пропахшей нечистотами. Жрец не думал, что спутница способна понять его сейчас. Хотя когда-то они отлично понимали друг друга… Хельга изменилась и, наверно, имела право «не слышать» его. Впрочем, Талас сам не был расположен рассказывать ей о своих терзаниях. Он так и не смог понять, почему бантолианцы равнодушны к силе бесконечной Вселенной, и действительно сбежал, чтобы не стать новым Архисом.
Хельга также молча шла следом, иногда читая бросающиеся в глаза фразы: «
Талас лишь упомянул о похищении Женевьевы, и паломчий без труда дал им второго прыгуна для путешествия в Саматронию. После удручающей картины бантолианского города тропическая страна казалась островком красоты и счастья! Их встретили улыбчивые и добродушные люди, готовые прийти на помощь. В их спокойных взглядах светилось тепло и милосердие, и это было особенно заметно на контрасте с озлобленными бантолианцами, потерявшими бога и себя.
Паломы не прыгали по городу, они мелкими, чуть неуклюжими шажками продвигались по улицам, и наездники могли видеть, как саматронцы ведут оживлённые беседы в дружеском кругу за чашкой розового чая, развалившись на коврах во дворе под пальмами. На каждом шагу им с доброжелательными улыбками предлагали отведать диковинных фруктов и сладостей. Улицы наполняли всевозможные певцы и музыканты, и мелодия, кажется, лилась отовсюду, проникая в сердца людей чарующими трелями зурны, глухими ударами думбека, звоном ликусии, чуть заунывной унтры и тягучими саматронскими песнями, хотя, как поняли гости, никакого праздника те не отмечали.
– Взгляни на них, – сказала Хельга, заметив хмурое выражение на лице Таласа, – разве они похожи на рабов, желающих освободиться от власти своей богини?
– Ты не знаешь, какое насилие им приходится терпеть, – ответил санторий. – Нарсахет разрешает женщинам иметь сразу несколько мужей, и мужчины должны мириться с этим! Местным жителям запрещено есть мясо копытных и носить одежду тёмного цвета. А в полдень они обязаны бросить дела и возносить молитвы своей богине в течение часа! Саматронцы даже не представляют себе, что их жизнь может быть другой!