Далее снова видим советские пропагандистские символы и образы («Октябрят озорной хоровод»), контрастирующие с суровой реальностью и нищетой: «Разрисует пустые поля».
Здесь подчёркивается, что пропаганда нацелена изменить настроение народа, закрыв пропагандой ясный взгляд на жестокую реальность, заставив радоваться тому, что есть (или должно быть согласно обещаниям):
Эта самая «красная» пропаганда способна заменить сердце и душу человека, но только не свободного и творческого, коим является лирический герой:
Затем обнаруживаем сатиру на выдаваемые на заводах пролетариату (и не только!) квартиры в жёлтых хрущёвках: «Расселите нас в жёлтых домах». Однако лирический герой понимает, что такие дары не вручаются просто так, лишь только взамен на контроль и слежку за частной жизнью: «Дайте ордер – крутые статьи». Причём сии наказания весьма абсурдны, поскольку они ограничивают абсолютно всё, в том числе культурное развитие в рамках пресловутой пропаганды:
Завершается стихотворение призывом (вернее, антипризывом) или вызовом к ответу: «Порешите нас твёрдой рукой».
1988
Раскрутили – разворотили – разболтали в стакане… (1988)
На 1988 год приходится расцвет творческой деятельности Янки. В этом году она пишет стихотворение «Раскрутили – разворотили – разболтали в стакане…» Этот текст о встревоженном состоянии замешательства. Лирический герой не может себя собрать, найти себе место, потому что его «раскрутили – разворотили – разболтали в стакане». Следующая строка также становится метафорой, но на этот раз растерянности: «Рассеяли – развеяли зелёным дымом». Герой чувствует себя чужим в этом мире: «Бездонные – бездомные – бездольные». Глубина, сочетающаяся с обездоленностью и отсутствием личного пространства, мотивирует на эскапизм (бегство) «в бездну через дым – боль», но и от этого случаются страдания. Герой испытывает не только физическую, но и душевную боль: «Сорванные с петель открылись раны». Герой мечется, не может найти себе места: «На небо, под землю живыми глазами / Подколёсной тряской открыли движение». Нестабильность и постоянный стресс морально истощают и калечат, что сравнивается с травмами телесными: «Тряска – мясорубка / Не собрать костей под июльским солнцем». Неопределённость подливает масла в огонь томлений героя: «Не раскинуть веером на “любит – не любит”».
Во второй части возникает образ, которому посвящена отдельная песня – «Столетний дождь». Затем видим цветовой контраст: «Маленький красный кусочек / На фоне иссиня-чёрном / На краешке остром». Эти загадочные образы можно сопоставить и с капелькой крови на чём-то остром типа ножа, и с красной луной на небе. Герой прячется от всего этого устрашающе-чужого: «Без звука, без шага, без вздоха / Уцепившись за тросик ребячей ненависти».
Третья часть стихотворения обнажает социальный конфликт героя и толпы: «На лезвие общественного мнения / На остриё разгаданных снов». Затем социальная тема достигает своего апогея, что проявляется в отсылке к пьесе М. Горького «На дне» и обострении экзистенциального мотива, виднеющегося в постоянных метаниях между небом и землёй, которые возникли ещё в первой части («На небо, под землю живыми глазами»): «На дно собрался, а через лёд – как оно?» С одной стороны, фразу «на дно собрался» можно трактовать как отправление в социальные низы, в общество люмпенов. С другой стороны, эту фразу можно интерпретировать как склонность к суициду через утопление. Однако наш герой задумывается: «А через лёд – как оно?» Другими словами, лирический герой остаётся на пороге между жизнью и смертью, между «над» и «под». Ситуацию усугубляет високосный год (примечательно, что 1988 год, когда было написано стихотворение, как раз был високосным), который по традиции воспринимается как тяжёлый: «Через толстый февраль високосный / Сквозь октябрьский дым». Образ октябрьского дыма, вероятно, отсылает к Великой Октябрьской социалистической революции (25 октября 1917 года по старому стилю).