Янтарные глаза

— На ссе такого нет,— произнес он.— Там ни одной горнолыжной трассы, а я ведь искал! На самом деле я перестал кататься на лыжах именно там. Когда я вернулся, у меня уже не было сил и времени начинать заново.

Он повернулся к ней с улыбкой.

— И все-таки изумительно, что ты продержалась все эти годы, Пинкертинка.

Она удивилась:

— Что ты имеешь в виду? Я ведь из семьи плазмолыжников!

Помедлила.

— Вообще… ну… иногда мне кажется, что я никогда бы не додумалась сама, если бы все в нашем доме не катались,— призналась она через несколько мгновений.— Но, когда я была маленькой, не могла представить себе другого занятия.

— О, эти семейные традиции! Ад на земле! — фыркнул Лукас.— Но твоя сестра никогда не каталась, разве нет?

— Родители пытались ее заставить, но Кристина жутко упрямая. Она заявила, что собирается изучать музыку, что и сделала. К счастью, на Эридане для этого есть все условия.

— Твоя семья все еще там?

— Конечно,— пробормотала Пинки.— Родители, Кристи… все. Кристи недавно вышла там замуж… за эриданца, потомка настоящих лошфов, местного музыканта из резервации Пойнт-Кей… так что вряд ли они когда-нибудь захотят снова…

Смутившись, она отвела глаза.

— Не важно. Значит, на ссе про лыжи ничего не знают? — продолжила она.— Я думала, плазменные технологии пришли именно оттуда.

Она чувствовала на себе пристальный взгляд Лукаса. Он, вероятно, колебался, стоит ли поддаваться ее неуклюжим попыткам перевести тему. Затем вздохнул и вновь перевел взгляд на трассу.

— Технология изначально герданская,— уточнил он.— Так что, конечно, ссеанам она доступна уже несколько тысячелетий. Но они самые страшные зануды в мире. Они никогда и не думали использовать плазменное поле для развлечения, как мы.

— А как же Нргвек?

— Да он давно уже только носом ссеанин,— засмеялся Лукас.— Может, он и твердит, что у него резиденция на ссе, но, скорее всего, это выдумал его консультант по связям с общественностью. На ссе он совсем не знаменит. Пока всё в руках святош, конечно, никто не позволит какому-то лыжнику обрести влияние — а если у Нргвека есть хоть капля здравого смысла, он туда не сунется, пока не получит прямое приглашение какого-нибудь высокопоставленного священника.

Он покачал головой.

— Куда там, Нргвек в душе землянин. Ему отлично удалось продать остальным землянам немного скандальной инопланетной экзотики, причем за несусветные деньги.

— Какой ты язвительный!

— Вовсе нет. Я восхищаюсь,— со смехом заверил ее Лукас и встал.

В его глазах все еще было ликующее выражение — счастье без меры, искрящийся взрыв всех оттенков серого.

— Ну что, Пинки? Прокатимся еще раз, пока твои девочки не вернулись с обеда?

* * *

Они прокатились вновь, и еще, и в четвертый раз. Потом Пинки нужно было вернуться к своей команде. Лукас сбросил лыжи, удобно устроился на деревянном полу прогретой солнцем смотровой площадки и смотрел на девочек, несущихся по склону. Он вспоминал без горечи. Не жалел, что Пинки затащила его сюда — и не потому, что это подходящее место, чтобы спрятаться на пару часов от вероятного любопытства ссеан. Когда-то он действительно любил лыжи, и они до сих пор приносили ему радость.

Он зевнул и потянулся. Это была усталость совсем иного рода, не та, к которой он привык; усталость гораздо слаще той тупой боли в глазах, которая сопровождает человека, встающего в половине третьего ночи из-за письменного стола, на котором нисколько не уменьшилась пачка бумаг. Ветер в ушах и рассыпающиеся искры по краям лыж отлично разгружают голову: восстанавливаются извилины мозга, стертые дискомфортом сложных мыслительных конструкций. «Могло быть и хуже, и скоро будет»,— подумал Лукас.

Он вспомнил о Софии. О Стэффорде. О Трэвисе. О Фионе Фергюссон. Обо всех людях, которых должен предупредить. Которых бы успел предупредить в оставшиеся несколько часов. И которых предупреждать не собирался.

Он закрыл глаза и наслаждался затишьем.

Перед бурей.

Глава семнадцатая

 Время тайны