Янтарные глаза

Из неясного тумана трёигр он так резко ворвался в реальный мир, что вздрогнул от испуга. В нем разлилось блаженное облегчение, такое же глубокое, как после снятия слишком тесной обуви, в которой кто-то заставил тебя ходить по холмам. Он медленно смаковал его — спешить было некуда. Он не мог сразу броситься к двери. Ни в коем случае нельзя показать, будто он сбегает.

Конечно, существовала определенная вероятность, что зрёгал бросится за ним с боевым кличем, обхватит его лицо руками и попытается восстановить трёигр, но Лукас сомневался в этом. ссеане так не делают. Они часто прибегали к насилию, причем с некоей небрежностью, но всегда с достоинством.

Зрёгал, как и ожидалось, соблюдал декорум.

— Нет ничего лучше честного разговора. Мы прояснили некоторые вещи,— сказал он.— Я надеюсь, ты понял, что от тебя требуется, Лкеас Лус, и в деле Фомальхивы будешь учитывать интересы ссе. Подземелье храма Акктликса не любит гостей. Понимаешь, о чем я? Всегда лучше сотрудничать добровольно, пока есть такая возможность.

На улице шел дождь. Лукас смотрел на запотевшее стекло такси и сквозь него на неясные очертания дома, в котором жил. «Разумеется, Досточтимый, как и всегда на ссе,— усмехнулся он про себя.— Когда у вас заканчиваются аргументы, вы угрожаете пытками — как же этот средневековый менталитет меня бесит!» Окружающий мир казался ему странно искаженным и чуждым, он совсем не узнавал его. Даже его собственный дом казался невероятным, призрачным, нереальным, как Уррмаё, миражом и иллюзией. Впрочем, в этом не было ничего странного после столь напряженного трёигр. Нужно было лишь подождать. Ощущение нереальности скоро пройдет.

— Если ты окажешься в подобной ситуации, будет не очень приятно,— добавил зрёгал в качестве объяснения, не дождавшись ответа.— Подозреваемый в преступлениях против ссе может быть допрошен в соответствии с законом Акктликса.

«Если у тебя, дружок, никогда не болела голова так, как у меня, то ты понятия не имеешь, что такое настоящее страдание! — со смехом подумал Лукас.— Тут бы и Акктликс сжалился». Вдруг в его сознании всплыло имя, которое зрёгал несколько раз упомянул. Хотя он и не имел представления, что общего у него с верховным жрецом, интуиция тут же сделала на него ставку.

— Я верю, что такой праведник, как Арлёмёгерль, никогда не допустит бесправия в отношении невиновных,— сказал он из чистого любопытства.

Зрёгал заметно дернулся. И воспринял это именно так, как было задумано.

— Арлёмёгерль! — выдавил он из себя со странной смесью страха, презрения и злобы.— Ты и правда не знаешь меры, Лкеас Лус! Снисходительность верховного жреца к чужакам велика, но не думай, что можешь безгранично на нее рассчитывать! Однажды у Арлёмёгерля кончится терпение.

«А ты тем временем откроешь бутылочку сурр»,— констатировал Лукас про себя. Он не знал причин, но связь между ними была ясна. Тут уже ничего не поделаешь. Даже намекнув, что зрёгал предвзят, он на свою голову получит еще и обвинение в оскорблении. «Ну, Арлёмёгерль, надеюсь, я не слишком тебя разочаровал — к сожалению, я не Дэвид Спаркс, не герой с Марса».

— Если у Арлёмёгерля будут претензии к тому, что я делаю, пусть сообщит мне об этом лично.

Лукас вытащил из-под головы пончо, смятое, как подстилка из клетки для грызунов, и совершенно мокрое от пота, потянулся за своим портфелем и открыл двери. Блаженство — снова свежий воздух!

В этот момент нервы зрёгала не выдержали.

— Только дай мне малейший повод, Лкеас Лус. Малейший повод! — яростно рявкнул он за его спиной.— И, клянусь, я уничтожу тебя!

Лукас не обернулся. Не произнес ни слова. Так поддаться гордыне и в порыве торжества сунуть ему прямо под нос то, что так старательно скрывал при трёигр! Выходя из такси, он вполне ожидал, что зрёгал может напасть на него со спины, но ссеанин отпустил его без единого слова.

И Лукас шел — пусть и медленно, но, к своему же удивлению, даже прямо. Лишь услышав, что такси поднялось в воздух, и отсчитав несколько секунд после того, как вид закроют верхушки деревьев, он позволил себе роскошь полностью погрузиться в нервное потрясение. Стуча зубами и шатаясь, он дошел до дома, запер за собой дверь, намочил полотенце в холодной воде и прижал его к глазам. Его вдруг так страшно затрясло, что и самому стало смешно: вероятно, от холода. Вслепую он снова включил воду, на этот раз горячую и в ванной, а в воду бросился сам.

Тепло помогает — тепло, тишина и темнота. Так он и лежал в темноте с закрытыми глазами, перед ­которыми мигали ослепляющие красные, золотые и оранжевые круги, и старался забыть, что в мире существуют ссеане, а на ссе — Церковная полиция.

Но это то, что было с ним всю его жизнь,— беспокойство.