Ярость

– Нет достаточно толстых тюремных стен, чтобы удержать стремление моего народа к свободе, – сказал он. – Нет могилы достаточно глубокой, чтобы спрятать от вас правду.

Он говорил десять минут, и Китти Годольфин, достаточно испытавшая и закаленная на путях этого порочного мира, плакала не стыдясь, когда он закончил:

– Борьба – это моя жизнь. Борьба у нас в крови. Мы восторжествуем, мой народ! Amandla! Ngawethu!

Китти подошла к нему и обняла.

– Ты заставил меня почувствовать себя такой ничтожной! – сказала она.

– Ты друг, – ответил он. – Ступай с миром, дочь моя.

– Идем! – Роли Табака взял Китти за руку и повел из дома. – Ты и так слишком долго здесь задержалась. Теперь надо уходить. Этого человека зовут Роберт. Он вас проводит.

Роберт ждал у кухонной двери коттеджа.

– Идите за мной, – приказал он и повел их через пустой пыльный задний двор, к теням на углу дороги. Там он неожиданно остановился.

– Что происходит? – шепотом спросила Китти. – Чего мы ждем?

– Терпение, – откликнулся Роберт. – Скоро узнаете.

Внезапно Китти ощутила, что они не одни. В тенях точно так же, как они, ждали и другие. Теперь она слышала их, тихий выжидательный шепот голосов. Потом, когда ее глаза привыкли к темноте, она смогла разглядеть их – множество фигур, собравшихся маленькими группами, притаившихся у изгородей или у стен домов.

Десятки, нет, сотни людей, мужчин и женщин, и с каждой минутой их становилось все больше, они возникали из ночной тьмы, собираясь вокруг коттеджа, где находился Мозес Гама, словно он был неким маяком, пламенем, а они летели к нему, как мошки, не в силах сопротивляться.

– Что происходит? – снова чуть слышно спросила Китти.

– Увидишь, – ответил Роберт. – Приготовь камеру.

Люди в тенях начали двигаться, подбираясь ближе к коттеджу, и чей-то голос позвал:

– Отец! Твои дети здесь! Поговори с нами, отец!

Другой голос добавил:

– Мозес Гама, мы готовы! Веди нас!

А потом они запели, сначала тихо: «Nkosi Sikelel’i Afrika – Боже, храни Африку!» – и постепенно вступали новые голоса, все более слаженно, прекрасные африканские голоса, волнующие и гармоничные.

Затем послышался другой звук, поначалу отдаленный, но быстро нараставший, – воющий, пульсирующий звук полицейских сирен.

– Готовьте камеру, – повторил Роберт.

Как только американка и ее оператор покинули коттедж, Мозес Гама начал подниматься из-за стола.

– Дело сделано, – сказал он. – Теперь можно уходить.

– Пока нет, мой дядя, – остановил его Роли Табака. – Нужно сначала сделать кое-что еще.

– Медлить опасно, – настаивал Мозес. – Мы и так слишком долго здесь задержались. У полиции повсюду есть осведомители.

– Да, мой дядя. Полицейские осведомители повсюду. – Роли особым тоном подчеркнул эти слова. – Но прежде чем ты отправишься туда, где полиция до тебя не дотянется, мы должны поговорить.

Роли подошел к столу и остановился лицом к Мозесу, глядя на него.

– Все это было тщательно подготовлено. Сегодня днем белое чудовище Фервурд был убит прямо в расистском парламенте.

Мозес изумился.

– Но ты мне этого не говорил! – начал он, но Роли тихо продолжил:

– План состоял в том, что в момент растерянности после смерти Фервурда появишься ты, чтобы спонтанно поднять людей на восстание.

– Почему мне никто не сказал об этом? – в ярости спросил Мозес.

– Терпение, дядя. Дослушай до конца. Люди, которые это задумали, родом из холодной суровой страны на севере, они не понимают африканскую душу. Они не понимают, что наши люди не восстанут, пока не будут готовы, пока их ярость не созреет. А это время еще не пришло. Потребуется еще много лет терпеливой работы, чтобы их ярость принесла плоды в полной мере. Только тогда мы сможем собрать урожай. Белая полиция все еще слишком сильна. Они сокрушат нас, подняв мизинец, а мир стоял бы в стороне и смотрел, как мы умираем, – как он наблюдал за гибелью восстания в Венгрии.

– Не понимаю, – сказал Мозес. – Зачем ты зашел так далеко, если не хочешь дойти до конца?

– Революция нуждается не только в вождях, но и в мучениках. Настроение и страсти мира необходимо подстегивать, потому что без внешней поддержки нам никогда не победить. Мученики и вожди, мой дядя.

– Меня избрал вождем мой народ, – просто сказал Мозес Гама.

– Нет, мой дядя, – покачал головой Роли. – Ты показал себя недостойным. Ты предал наш народ. В обмен за свою жизнь ты отдал революционеров в руки врага. Ты сдал ему Нельсона Манделу и героев Ривонии. Когда-то я видел в тебе бога, но теперь знаю, что ты – предатель.

Мозес Гама молча смотрел на него.

– Я рад, что ты ничего не отрицаешь, мой дядя. Твоя вина доказана без всяких сомнений. Своим поступком вы лишились каких-либо притязаний на лидерство. Только Нельсон Мандела обладает величием, подходящим для этой роли. Однако, мой дядя, революция нуждается в мучениках.

Роли Табака достал из кармана куртки нечто, завернутое в чистый белый лоскут. Он положил это на стол. Медленно развернул ткань, стараясь не коснуться того, что лежало внутри.

Они оба посмотрели на револьвер.