Ярость огня

Когда разговор зашел о том долгожданном для всех драконорожденных дне, когда Каллиполис наконец-то будет отвоеван, мы говорили об этом, как и прежде. Говорили о том, чего ждем больше всего.

– Я с нетерпением жду возвращения в Летний Дворец Небесных Рыб, – заявил Дело. – Там красиво. И никогда не бывает так холодно, как здесь, на юге. Я отвезу тебя туда. А чего хочешь ты?

Это казалось таким странным – с такой легкостью переключаться между переплетающимися друг с другом видениями будущего, нашими с Антигоной ночными обсуждениями свержения драконорожденных Нового Питоса и тем, о чем мы с Дело мечтали еще в детстве, слушая рассказы старших.

– Моя семья будет вознаграждена, – машинально ответил я.

Я говорил это, не задумываясь. Но в ответ Дело судорожно сглотнул и замолк.

Потому что единственное, о чем мы не говорили, никогда даже не заикались, – это ночь, когда Дело спас Гарета и Бекку и дал мне ключ от цепи Спаркера. Он никогда не спрашивал, что я с ним делал. А я никогда ему не рассказывал.

Хотя иногда мне хотелось рассказать ему. Не о заговоре, не об Антигоне. А о том невероятном чуде, что я научился читать. Я не знал, как усердно учится Дело, пока не стал проводить в его покоях много времени. Его стол был завален книгами и старыми свитками из коллекции Радамантуса, и часто, проснувшись, я заставал его за работой.

– Что ты читаешь? – спросил я.

– О, не знал, что ты не спишь. Это просто древняя поэзия, – сказал он осторожно, с нарочитым безразличием, и забрался обратно в постель ко мне. Но чуть позже, когда он отошел в уборную, я соскользнул с кровати и снова посмотрел на раскрытую книгу. Читать вслух мне все еще было трудно, но постепенно я расшифровал параграф:

И пусть в одной урне покоится прах наш,Мой товарищ по оружию, мой друг, любовь моя,Чтобы даже наши кости лежали вместе во веки веков,Когда ты отправишься следом за мной из этого мира в иной.

Когда я осознал смысл слов, у меня сжалось горло. Дело читал это в одиночестве. Думая, что я сплю.

– Это из «Аврелианского цикла», – сообщил Дело, застывший позади меня. – Об Уриэле и его возлюбленной.

Он вышел из уборной и наблюдал за мной, вытирая полотенцем лицо.

– Я не знал о ней.

Дело кивнул. Отбросил полотенце на пол, взял книгу и присел рядом со мной на кровать. Он начал читать вслух тот же параграф, который я только что так старательно читал про себя. Слушая его, я ощущал, как сжимается сердце, словно ему не хватает места в груди. Его голос сорвался на слове «возлюбленная».

– Что с ними случилось? – поинтересовался я, а мой охрипший голос выдал все мои чувства. – Они жили долго и счастливо?

Дело передернул плечом и повернулся, чтобы убрать книгу в сторону. Он аккуратно положил закладку между страницами.

– Нет. Но их похоронили вместе.

– И много ли хорошего им обоим это принесло, – сказал я, не задумываясь.

Дело удивленно засмеялся.

– Это всего лишь поэма, Грифф, – произнес он.

Но было что-то такое в его голосе, нечто глубоко затаенное, какая-то скрытая печаль, и я понял, что для него это не просто поэма.

– Он был простолюдином?

Я не знал, почему задал этот вопрос. И когда Дело замешкался с ответом, я пожалел, что спросил.

– Нет. Он был Повелителем драконов. Еще до того, как аврелианцам пришлось бежать из Ауреоса. Эти двое летали вместе, вместе сражались. И любили друг друга.

«И любили друг друга».

Но они оба были драконорожденными.

И хотя я абсолютно не вписывался в эту картину, Дело все еще смотрел на меня. Его голос все еще срывался на слове «возлюбленный». Он по-прежнему читал эти стихи посреди ночи, когда мы лежали рядом.

Слова вертелись на кончике моего языка: «Я тоже могу читать стихи. Я учусь. Позволь мне разделить с тобой каждое мгновение, как делали те влюбленные».

Но инстинкт самосохранения подсказывал мне, что лучше промолчать. Дело бросил вызов собственному миру, чтобы отдать мне ключ; совершил рискованный поступок и, балансируя на краю пропасти, протянул руку, потому что у него не хватило мужества перепрыгнуть. Этой протянутой руки было достаточно, чтобы изменить все. Но я все еще думал о том, что лучше не просить большего.

Дело был готов помочь мне. Но он не готов взглянуть в лицо тому, чем все это закончится для его и моего народов. И как бы я ни мечтал поделиться с ним своим видением будущего, как бы ни представлял в своих грезах, что он сможет увидеть, что жизнь станет не только удивительной, но и восторжествует справедливость, если мой народ обретет свободу, а его повелители будут свергнуты, но я понимал, что это всего лишь мечтания влюбленного глупца.

Так что, возможно, я тоже не был готов открыться.

Поэтому, вместо того чтобы сказать ему правду, я притянул его ближе, и Дело отложил книгу в сторону.