Языковой вкус эпохи

Русский язык активно подхватывает универсальные модели словосложений, развивающиеся в европейских языках, например: Евроденьги (ср. нефтедоллары), Еврокоммунизм, Евро

рынок, Евросима (Wir wollen kein Euroshima – Мы не хотим Евросимы. Изв., 10.1.82), евромодель (Коммерсант, 7.10.93), еврозима (шутливое название «сиротской зимы» 1992–1993 гг. в европейских странах, может быть, калька с Eurowinter), а также евраизм

(Я за «экономический евраизм» – РВ, 7.10.93) и т. п. Ср. также ряды вроде: охлократия, партократия и под.

В целом русский язык оказывается сейчас не просто терпимым, но именно восприимчивым к любым новообразованиям по иноязычным (и собственным периферийным) моделям: В Москве прошел фестиваль трэш-металлического рока «Адский аборт». Жертв нет. /… / Отношение властей к выступлению трэш-металлических групп

… претерпело изменения. /… / Власти проглотят горькую пилюлю, приготовленную трэш-металлистами. Так было и во время последнего трэш-металлического шоу в парке Горького, где металлисты играли так, будто в зале сидел Дьявол /…/. Сам по себе трэш представляет из себя нечто, оставшееся в результате упрощения и утяжеления музыки от экологически чистых стилей хард- и хеви-рок… Эти стили похожи на трэш, как дом похож на пепелище. Но на дороге окончательной деградации хард- и хеви-рока

трэш не стал последней остановкой. То, что играли в парке Горького отечественные «металлюги», определить как трэш было бы оскорблением уже к этому стилю. Полнейшая какофония, помноженная на русский мат и неумение играть на инструментах, представляла из себя новую ступень вырождения тяжелого рока – некий «совок-трэш», т. е. падение полное и окончательное (Изв., 2.6.92).

Невиданную ранее продуктивность развивает приставка пост- (и отчасти ее русский эквивалент после-):