Идеальная совокупность. Том 1

Дежурный стопудово узнал меня, но выражение лица сохранил бесстрастно-суровое. У него погоны старшего прапорщика, две планки наградных колодок над левым карманом кителя, вороные усы скобой и белые, как снег, виски. Ветерана зовут Всеволод, гордое древнеславянское имя ему очень подходит, а вот фамилию я забыл. Что-то простецкое.

Гендос помалкивал, но едва за мной с отрывистым лязгом захлопнется дверь камеры, он распишет мои подвиги в цветах и красках. С плохо скрываемой гордостью поведает, что сцапал того самого неуловимого маньяка, который год — или сколько там — терроризировал город…

Мне велено раздеться до трусов. Я повинуюсь. Топчусь босыми ногами по холодному цементному полу, не смущаясь тем, насколько он грязен. По команде спускаю до колен трусы. Нагибаться и демонстрировать содержимое ануса меня не заставили, спасибо и на том.

Юнец постовой осматривает меня голого. Диктует прапорщику Всеволоду особые приметы: татуировка на левом плече, шрамы. Перечисляет: на боку — резаный, правее кадыка — пулевой. Став городским жителем, я завёл причёску, она скрыла «гусеницу» рубца на темени.

Наркоз безразличия всё-таки носит местный характер. В камере выясняется, что эмоции не атрофировались. Я с облегченьем перевожу дух — меня на какое-то время оставили в покое…

Приятно удивило отсутствие соседей и привычного интерьера в виде сплошных дощатых нар, именуемых «палубой» или «сценой». Вместо них — цивильные двухъярусные кровати. Их ножки вмурованы в пол. На одной из нижних коек — тоненький матрасик, с виду новый, и подушка без наволочки. Подушка выглядит непрезентабельно, она испещрена специфическими разводами, такие оставляет слюна, при заложенном носе вытекающая изо рта во сне.

Лампочка в зарешеченном матовом плафоне под потолком достаточно яркая. Семьдесят пять ватт верных. Если встать около двери, можно читать.

Полка на стене предназначена для скарба. Мне есть, что разместить на ней, я — арестант зажиточный.

В измятой коробочке «Золотой Явы», распечатанной утром, осталось… одна, две, три сигареты… Плюс целая пачка «Тройки», купленная на мои трудовые рубли опером-мажором. Коробок спичек. Имеется и провизия — упаковка «доширака» и плавленый сырок. Живём…

Я закуриваю и со смаком затягиваюсь. В течение долгого дня я смолил беспрестанно, но удовольствия не получал. Потому что табакокурение — занятие вдумчивое, практически интимное. Соглядатаи ему не нужны.

Вместо того чтобы препарировать аховую свою диспозицию и кубатурить, как из неё выпутаться, я предался воспоминаниям. Наверное, это вновь запустился защитный механизм, оберегающий мозг от закипания.

Память начала демонстрацию сюжетной короткометражки. Бойко застрекотал кинопроектор. События фильма датированы мартом 1993 года. Главные действующие лица — Боря Винниченко, Сутулов, судмедэксперт Перфилов и я. В эпизодах — участковый и эксперт ЭКО, их ФИО в титрах не указаны.

Мы выехали на труп, обнаруженный в лесополосе, которая де-юре относится к городу, но территориально простирается за железнодорожной веткой, что ведёт на Муром. Следственно-оперативную группу по тогдашней своей должности заместителя прокурора возглавлял я.

«УАЗ-452» затормозил у рельсов. Дальше извольте пешкодралом. Путь предстоял недальний, променад затрудняла городская обувка. Снежный покров в лесу достигал щиколоток.

Курс держали на рычанье бензопил. Находке мы были обязаны бдительным лесорубам.

Под можжевеловым кустом ничком лежал мёртвый мужчина, экипированный по-зимнему. Документы в карманах его одежды отсутствовали.

Осмотр места происшествия носил характер фиксации. Об изъятии следов не шло и речи, снег вокруг покойника был истоптан в рыхлую кашу.

Полежав на холодке не день и не два, труп превратился в стылый монолит. Тем не менее, нам удалось обнаружить сквозные повреждения на куртке, свитере и майке, а соответственно им — раны на поверхности передней брюшной стенки, оставленные ножом с узким лезвием и односторонней заточкой. Когда неизвестного перевернули на спину, под ним обнаружилась лужица крови. Прежде чем замёрзнуть, она протопила снег до земли. Стало быть, смерть жертвы наступила здесь.

Световой день прибавил заметно. Было солнечно при небольшом минусе по Цельсию и каверзном ветерке. Помню, что обнадеживающе пахло весной.

Сидя на корточках, Боря строчил протокол. Усердие следователя (к тому времени старшего) носило символический характер, ибо прочтению его каракули не поддавались.

По окончании осмотра участкового оставили охранять труп до прибытия транспорта, который по распоряжению ДЧ предстояло отловить гаишникам.

Двинули обратно. Мы с Перфиловым затеяли дискуссию на очередную историческую тему. Трезвый, Василий Васильевич — великолепный собеседник.

Винниченко отставал на пару шагов, боковым зрением я его держал. Придавленный грузом житейских и служебных тягот, прокуренные усы разъерошены ветром, под мышкой — обшарпанный «дипломат-мыльница», у которого по закону подлости за минуту до выезда сломался замок.

— Сейчас догоню, — исполнив «налево кругом», Боря широко зашагал в направлении мёртвого тела.