Идеальная совокупность. Том 1

На втором году службы в СА[113] я отсидел восемь суток на «губе» у лётчиков в Тагиле. «Отсидел» — фигура речи, мы пахали по двенадцать часов, как каторжные, на разгрузке щебня. Средства механизации ограничивались совковыми лопатами.

Полгода спустя отмантулил неделю в Свердловске. Тамошней «губой» заведовали артиллеристы. Им по кайфу было истязать нас, краснопогонников, многочасовой строевой подготовкой, а по ночам — уборкой территории.

В обоих случаях формулировка в записке об аресте была обтекаемой: «нарушение распорядка дня». Скрывавшиеся за ней «подвиги» изначально заслуживали наказания строже, чем трое суток, отмеренные командиром батареи. Гуманизм здесь ни при чём, большего капитану Кузьмичеву по должности не позволял дисциплинарный устав. Накручивали срок начкары[114], выполнявшие заказ на дармовую рабсилу для своих полков.

Восьмого марта 2001 года по протекции жены и тёщи я угодил на офицерскую гауптвахту окружного учебного центра. Министерство обороны открывало двери ведомственной каталажки для провинившихся ментов в порядке взаимодействия. Рейс был транзитным, с пересадкой в медвытрезвителе. Означенная «ходка» подвела черту моей службе в органах. На следующий день меня вышвырнули из системы по отрицательным мотивам.

То благоухали цветочки. Ягодки созрели попозже — ядовитые, волчьи…

Рассудок мой слабеет. Образы становятся расплывчатыми, зыбко дрожат, балансируют на грани реальности.

…Когда меня посадили под замок в отбитом у большевиков селе Чёрная Гать, я не успел испугаться, потому как не протрезвел. Хотя со мной не в бирюльки вовсе играли. Сокамерник мой, прапорщик Оладьев, из импровизированной темницы прямиком на небо отправился…

…Вот в харьковской контрразведке я натерпелся страху. Отмудохали меня там меня жестоко. Чудесному спасению я обязан благороднейшей из женщин, любви которой изначально был недостоин…

…Дисциплинарная гауптвахта в Галлиполи[115]

 сделалась притчей во языцех среди покинувших Россию врангелевцев. Туда попадал каждый, соблазнившийся вылазкой в город. Не миновал этот удел и меня, шатуна. Впрочем, условия содержания на «губе» были сносными. Пища не отличалась от общего пайка. Дважды в неделю нам дозволяли купаться в море и стирать бельё. Если бы ещё не кусачие блохи…

…Куда менее комфортабельной оказалась тюрьма в болгарском городишке Казанлык. Харч сиротский, теснота, сквозняки, прогулки запрещены. Зато какая компания подобралась! Цвет ударного полка — полковник Дашкевич (для своих — Миша Чёрный), подполковник Васька Челядинов, полковник Гордеенко, прозвище которого — «Король кожи» — посвящённым говорило многое. За Гордеенко я впрягся, когда болгарский солдат толкнул его прикладом. Братушки затеяли обыск в нашем лагере, разбитом в живописной долине Роз, раскинувшейся меж старых и новых Балкан…

Бог мой, какая контрразведка? Какая, к дьяволу, долина Роз?! Я что, уверовал в подлинность своих фантазий? В то, что сюжет сновидений, непостижимым образом растянувшихся на годы, на реальных событиях основан?

Когда меня арестуют, я тотчас заявлю ходатайство о проведении мне психиатрической экспертизы. И не формальной «пятиминутки», а полноценного стационара, обязательно в Сербского. Провинциальным мозгоправам тараканы в моём «котелке» не по зубам.

Я тонул в трясине дремоты, счастливо улыбаясь. Сколько ценного материала собрал я нынче для нашего с Ромкой сериала «Трюм»…

24

15 сентября 2007 года Суббота

Немногие умеют, каждодневно расширяя круг общения, не терять связи с людьми, оставшимися на перевёрнутых страницах жизни. К этим «немногим» относился Александр Михайлович Кораблёв.

Его привычка поздравлять знакомых с памятными датами давно приобрела характер потребности. Оборотной стороной многолетней традиции была обязанность выслушивать прорву здравиц в собственный день рождения. Пожелания, как правило, звучали стандартные, однообразие утомляло, но каждого следовало терпеливо выслушать (включая любителей закатывать цветистые спичи), с каждым накоротке обменяться новостями, каждого поблагодарить за внимание.

Звонки пошли с раннего утра (первый — в 06:03!), кадры, игнорирующие правила хорошего тона, неискоренимы.

Кораблёв и бесцеремонным отвечал приветливо, не выказывая ни малейшего недовольства.

Тридцать семь лет — не юбилей, но преуменьшать значение некруглых дат не стоит. У каждого человека они считаные.

Изоляция за двумя закрытыми дверями тишины не обеспечила. Мобильник стоял на беззвучном режиме, а о существовании городского телефона Кораблёв, как назло, запамятовал. Мурлыкающая трель разбудила супругу. Эх, не судьба бедняжке компенсировать недельный недосып…

Сердитая гримаска на чудноватом без макияжа лице в тот же миг сменилась милой улыбкой. Окончательно пробудившись, Оля вспомнила, какой сегодня день. Нежно обняла, тёплая и мягонькая после сна, одарила поцелуем.