Идеальная совокупность. Том 1

Приговор эскулапов по первости вверг Сутулова в шок. Зарежут! Ступор сменился возбуждением, которое переросло в злобную весёлость. Что ж, операция так операция! Определённость всегда лучше тумана.

С таким настроением он вернулся из госпиталя домой. Выговорился на кухне при закрытой двери, жена поддакивала, боялась сглазить боевой настрой любимого.

«Прорвёмся, опера!» — это же про нас поет Коля Расторгуев».

В том, что на следующий день начали работать по Маштакову, однозначно усматривался перст судьбы.

Выкристаллизовалась уверенность в исходе хирургического вмешательства. Всё будет пучком!

Виновен или не виновен Маштаков, Сутулову было фиолетово. Пусть за это у следователя и прокурора голова болит. Они деньжищи лопатой гребут.

А его задача — проводить ОРМ, направленные на изобличение серийного насильника. Работает он честно. Улики не подбрасывает, левых свидетелей не подгоняет.

Ну, пришлось мальца потерпевшую повоспитывать, чтобы она признала своими труселя, изъятые у Маштакова. Грех невелик.

«Не твои трусы, так другой жертвы», — так объяснили Тамарке. К тому же, её больше Генка трамбовал. Хорошо, когда следак попадается с понятием.

Всю субботу прокурорские менжевались[124] — достаточно оснований, недостаточно оснований…

В воскресенье Маштакова повезли на арест, и Сутулов облегчённо выдохнул. Знал потому что — на их шахматной доске фигуры назад не ходят.

Хвать, звонит Олежка. Борисыч, беда! Не арестовали! Как так?! А вот так. Отложили на семьдесят два часа. Зачем? Искать дополнительную доказуху, вроде…

Каблуков утешил — никакой трагедии не произошло. Техническая заминка. Но Сутулов поболе его прожил на свете, поэтому расслабляться не стал.

Собака тут в другом порылась. Видать, нашлись у Маштакова влиятельные заступники. Без них как бы он умудрился детективы свои в Москве напечатать? Пишет он, конечно, складно, наподглядывал, пока работал. Но до Кивинова, который «Улицы разбитых фонарей» сочинил, ему далеко.

В конце девяностых Сутулов ездил в Питер задерживать умотавшего туда убийцу-расчленителя Дёмкина. Фартовая вышла командировка. Помимо того, что мокрушника взяли без шума и пыли, повезло им пересечься на Невском со знаменитым писателем Кивиновым. Тот оказался высоченным мосластым парнем, одногодком Сутулова. Был он тогда на пике славы, на всю страну гремел, а в общении оказался прост. Свой брат убойщик! Не посчитал зазорным подождать, пока Сутулов слетает в книжный и купит там новинку «Умирать подано». На титульнике Кивинов размашистым почерком написал: «Коллеге Володе от автора. Крепко жму руку!» Книжечка та до сих пор занимает почётное место в серванте среди чешского хрусталя, подаренного Наташе и Вове Сутуловым на свадьбу, страшно сказать в каком году.

Утро понедельника ознаменовалось затишьем. В кои веки выпал шанс спокойно пораскинуть мозгами. Поразмышляв, подполковник решил для верности слить инфу в СМИ. Контрольный выстрел, типа. Кандидатка для этой цели была одна — Вероника Голянкина. Раньше она специализировалась на криминальных новостях. Дневала и ночевала в УВД, заныривала и к убойщикам. «Подвиги» их клиентуры — самая замануха для читателей. Журналистская благодарность носила символический характер — растворимый кофе в пакетиках, чай Akbar, печеньки. На день розыска Вероника притаранила литровый пузырь водки.

Потом она пропала с радаров. Куда и почему, выяснять нужды не было.

Как её найти? Когда хороводились, мобильников в обиходе не существовало.

Первый ход — типовой. Е2-Е4. Звонок в редакцию «Уездного обозрения». Там сухо ответили, что Голянкина у них давно не работает.

— Понятия не имеем, где её искать…

Кладезь полезной информации старого опера — его записные книжки. Пухлые, истрёпанные. Кого тут только не сыщешь. Половины, наверное, уже и нет в живых.

Сутулов листал, листал с усердием, попутно ругая себя за то, что не утруждался записывать контакты по алфавиту и злоупотреблял сокращениями. «ВолИР38», к примеру, кто такой? Или кто такая?

Есть! Надыбал номер домашнего телефона. Раньше Вероничка жила — Ленина, одиннадцать. В «сталинке» с башенкой на углу. Пару раз её туда подвозили из отдела. Давно это было, сто раз могла переехать. Ну, да попытка не пытка…

Оперское счастье вновь улыбнулось Сутулову.

— Слушаю вас, — голосок быстрый, цепкий, не перепутаешь.

— П-п…привет, Ве-ероника.

— Вау! Владимир Борисыч собственной персоной! Даже боюсь предположить, что стряслось.

— Т-ты п-про ма…ма-аньяка с-слышала? Мы, п-по хо… ходу, в-взяли его. П-пе…персонаж т-тебе и-и-известный. Ма-аштаков М-мишка. И-интересно? Слу-ушай…

— Владимир Борисыч, извини, пожалуйста, — Голянкина перебила. — Убегаю! Но мне очень-очень интересно! Давай я тебе перезвоню на сотик через пять минуточек? Какой у тебя? Записываю.

Когда Сутулов принял входящий звонок, динамик выдал гул улицы. Женщина определённо покинула квартиру.

В реале «лиса» имитировала уличный фон, приоткрыв окно. Трафик главной транспортной артерии города обеспечил правдоподобность.