Идеальная совокупность. Том 2

Я писал, причём два текста впеременку. Второй сезон нашего «Трюма» и ретро-историю из своей буйной следственной молодости.

В первом принятом мною к производству деле об убийстве отсутствовал труп. Молодая учительница Надя Батракова, скромная, целиком положительная девушка бесследно пропала по дороге из дома на работу. Филипп Петрович Жарёнов, наш тогдашний прокурор, зашвырнул меня, как кутёнка, на самую глубину. С размаху! Ситуация с кадрами сложилась аховая, и стажёр Миша оказался единственным кандидатом в следопыты по столь резонансному делу. Опыт у меня был нулевой, теоретические знания наличествовали, но я слабо представлял, как их использовать. Зато в избытке имелось усердия. С амбициями тоже был полный порядок…

За трое суток я накатал двадцать страниц, установив тем самым личный рекорд с начала своего писательства. Это не было готовым к употреблению блюдом, но полуфабрикат выглядел аппетитно.

На производительность труда положительно влиял господин кот, приучавший меня к режиму дня. Адепт дисциплины, он отбивался в двадцать два, чтобы проснуться в пять ноль-ноль и сразу начать драть диван. Вернее, имитировать, будто дерёт. Его когти (их нужно срочно подстричь!) по части остроты дадут фору знаменитой бритве «Золинген». Когда он их выпускает из лапок, я спешу задобрить новообращённого хищника добрым словом и тактильными ласками. Если он когда-нибудь решит применить своё холодное оружие, зацепами на обивке дело не обойдётся.

Диван мне жалко, он дорогой, и я беспрекословно повинуюсь команде «подъём». Лишь только я вылезаю из-под тёплого одеяла, интерес к мягкой мебели у кота пропадает. Он — расчётливый манипулятор, а не вандал.

Закрома мои меж тем оскудели. Меню стало однообразным. В нём только гарниры. А ещё из разблюдовки пропали хлебобулочные. Я вроде как на диете.

23

26 сентября 2007 года Среда

Ночь на среду получилась томительной. В ней я авансом проживал события грядущего утра. Вот я просыпаюсь, одеваюсь, шагаю за газетой. Бац! Киоска «Роспечати» на обычном месте не оказывается. Я расспрашиваю прохожих, те отвечают невпопад. Как сговорились. Я кружу, петляю по жилмассиву. Знакомая местность вдруг становится лабиринтом, словно я очутился в чужом городе. В чужом и огромном, я даже понимаю в каком — в Свердловске, где не бывал с дембеля. Но я умный, я знаю, что мне ехать на трамвае до Вторчермета. Изначальная цель экспедиции забыта, появляется новая, физиологическая. Вечером я переусердствовал с зелёным чаем…

Бессменный дневальный разбудил минуту в минуту.

Голова тяжёлая, в висках шумит, ломит в затылке. Настроение — дрянь. Я внушаю себе, что в жизни моей было много такого, в сравнении с чем пасквиль в газетке — комариная плешь. Комариная, однако, для меня. В городе есть люди, которые гадскую статейку воспримут драматично. Отец, сестра, да и племянник Максимка ббльшенький уже. Брызги от выплеснутого на меня ушата помоев попадут на них. Снова нужно будет доказывать, что я не верблюд…

Предпринимаю попытку взбодриться контрастным душем. Потом долго, старательно бреюсь. Надеваю чистое бельишко. Сегодня же у меня по плану, кроме всего прочего, поход в банк.

Ждал семи часов, истомился и не дождался. Вышел раньше, рассудив — пока дошлёпаю.

На улице — тьма в комплекте с остервенелым ледяным дождём. Про такую погодку Карабас-Барабас в гениальном исполнении Владимира Этуша говаривал с восхищением: «Это просто праздник какой-то!»[93] Грома и молнии только не хватает.

Я экипирован в штормовку, на голову капюшон накинут. Резиновые сапоги — правильная обувь для жителей нашего элитного микрорайона. Почапали!

О притаившемся у дороги котловане я помню, забираю левее. Век ограждения оказался короток, столбики валяются, сварная сетка покорёжена и втоптана в глину.

Тираж «Уездного обозрения» развозится по точкам спозаранку, чтобы трудящиеся по дороге на работу могли прикупить свежий номер.

Сине-белый киоск «Роспечати» на своём законном углу, в Свердловск не убежал. Он светит ярко, как маяк. Держу курс на него.

У меня припасена мелочь, сдача с одолженной сотни. Совершив покупку, я вихрем срываюсь под окна панельной пятиэтажки. Как лихой гармонист меха трёхрядки, разворачиваю газету во всю ширь. Ветер тут же начинает вырывать её из рук. Газета хлопает, словно парус. Дождь явно в сговоре с ветром. Остатки кроны на дереве, под которым я укрылся, ему не помеха. Пока намокшая газета не порвалась, я тороплюсь сложить её. Если чего, денег на дубль нема.

Где бы пролистать? Все подъезды теперь на замках. Под навесом остановки укрыться можно, но там темень, хоть глаз коли.

Так и пришлось запихивать свободную прессу под куртку и топать домой, терзаясь от неизвестности.

«Не забывай про чёртов котлован!» — напоминаю себе.

Ёжусь от мысли, представляя несчастного, который, не дай Бог, сверзится в эту рукотворную западню.

Шелестеть страницами принимаюсь в подъезде. По закону жанра паскудной статейке место на первой полосе. Заголовок должен хлестать наотмашь!