Мы вышли из автобуса на улицу в промышленном пригороде Амстердама. У меня не было телефона, поэтому положился на своих собратьев – участников соревнования, которые начали торопливо спускаться по тротуару. Через минуту мы уже бежали. С отстраненным весельем я задался вопросом, было ли так задумано бежать тринадцать километров до стартовой линии. Ирландка и ее муж медленно бежали за нами, а женщина с коляской настойчиво толкала ее вперед. Через несколько сотен метров мы приблизились к станции метро. Я понял, что коллеги бегут, потому что нужный поезд должен был вот-вот прибыть. Мы сели в него как раз вовремя и всего через десять минут вышли на Олимпийский стадион. После нескольких недель двойственного отношения к предстоящему забегу я все-таки почувствовал радость от того, что появился здесь, что причуды случая и система общественного транспорта Амстердама не украли у меня его. Я помахал на прощание своим попутчикам, которым еще предстояло забрать свои гоночные комплекты, прежде чем они окажутся рядом со мной на стартовой линии.
Я медленно шел к своей зоне ожидания, а марафонцы стекались на олимпийский стадион. Стоял солнечный день, но было свежо и совсем не так влажно, как в Оттаве в последние несколько месяцев. Мы начали медленно продвигаться к линии старта, пока люди приветствовали нас и наблюдали со своих балконов и из-за ограждений, возведенных на улице. Через десять минут мы побежали. Я был в Амстердаме ребенком, и моим единственным воспоминанием о той поездке осталась консоль Nintendo и самая первая игра в Super Mario Bros. Теперь, двадцать пять лет спустя, в окружении десятков тысяч бегунов, я начал свой 21,1-километровый тур. Мы быстро двигались по обсаженным деревьями аллеям и выбирались на мосты через каналы. Пробегали мимо тысяч велосипедистов. В некоторых местах трасса сужалась всего до нескольких метров, заставляя участников собираться в кучу и слегка замедляться, продвигаясь вперед.
На первом же пункте раздачи воды я взял белый батончик из протянутой руки волонтера и осторожно откусил кусочек. Это была какая-то мягкая нуга с миндалем. Я решил, что это, должно быть, голландский суперфуд, и быстро съел. На следующих нескольких станциях я попробовал лимонный, а затем апельсиновый электролитный напиток, вспомнив оба раза, почему выбрал воду в качестве своего тренировочного напитка. На последний пунктах я потянулся за большими кусочками бананов вместо нуги. Мы миновали большой государственный музей и пивоварни Heineken, а затем свернули в красивый парк, заполненный ликующими зрителями.
Я чувствовал легкость в ногах, так как пять дней не бегал вообще и совсем немного – несколько недель до того. Поэтому на шестнадцати километрах подумал о мощном рывке Роджера Баннистера в последние моменты забега и решил поднажать сильнее. Это было ошибкой. После нескольких восхитительных секунд ускорения я ощутил, как свинцовая труба ударила меня по правому колену. Я поморщился и замедлился, потом еще немного, а потом медленно захромал, ожидая, когда пройдет боль.
Мне нужно было оставаться сильным морально. Я представил, как отправляюсь на любимую пробежку в пять километров вокруг озера Доу. Представил, что в конце пробега вернусь домой, к своей семье, что слышу, как дочь кричит «Папа!» и бежит к двери, чтобы показать свой новый рисунок. Я представил, как сын собирает конструктор Lego, а жена мирно сидит и пьет кофе. Меня вдохновила Пола Рэдклифф, одна из лучших марафонцев в истории, которая произносила про себя имена детей, чтобы сохранить несокрушимый дух в болезненные моменты гонки.
Через несколько мгновений боль прекратилась, и я смог вернуться к комфортному темпу. Мы миновали длинную дорогу, окруженную кафе, повернули направо и внезапно оказались у Олимпийского стадиона. Я решил приехать в этот город и участвовать в гонке, помимо прочего, из-за того, что прочел об истории Олимпийских игр. Они в Амстердаме 1928 года были одним из первых ярких проявлений особого очарования этого международного спортивного фестиваля, и я бежал по священной земле.
Мы оказались на заполненном зрителями стадионе и двинулись по дорожкам к финишной черте. Я чувствовал, что не выложился на полную, оберегая травмированную ногу, но был невероятно счастлив, что смог одолеть расстояние. Я медленно потрусил, чтобы успеть на поезд обратно в Делфт, там погрузился в дремоту и спал, пока кондуктор, спросив билет, не указал на мой нагрудник с номером и не сказал мне что-то по-голландски. Когда я дал понять, что не понимаю, он спросил по-английски: «Как прошел ваш забег?» Я ответил, что получил удовольствие, и он понимающе кивнул, прежде чем сказать «Это важно» со своим резким голландским акцентом.
Через три недели я планировал пробежать еще один полумарафон, но знал: нужно, чтобы зажил илиотибиальный тракт[18]
.