Иди, вещай с горы

– Господь удержал меня, – продолжил Габриэл. За окном громыхал гром и сверкали молнии. – Он протянул длань Свою и удержал меня. – И горячо добавил: – Не мог я поступить иначе. – А потом с силой выкрикнул: – Что я мог сделать? Ведь я – проповедник! И разве мог я оставить тебя? – Габриэл посмотрел на жену – старую, черную, терпеливую, от нее исходил запах болезни, старости и смерти. – Не сомневаюсь, – сказал он, и слезы заструились по его щекам, – что сегодня ты счастлива, старушка. Ведь тебе сообщили, что Ройал, мой сын, мертв, а сама ты родить не могла. – Он снова повернулся к окну. – Ты давно это знала?

– Я знала, – вздохнула она, – еще с того далекого вечера, когда Эстер пришла в церковь.

– У тебя порочное воображение. Тогда я и пальцем ее не тронул.

– Это правда, но мне уже было больно.

Габриэл отошел от окна и, стоя около кровати, смотрел на жену.

– Все эти годы, Габриэл, я непрестанно молилась, чтобы Господь коснулся меня и сделал такой же, как остальные женщины, как те женщины, которых ты знал. – Дебора говорила спокойно, терпеливое и мирное выражение не сходило с ее лица. – Но Он не хотел этого. Наверно, я никак не могла забыть… что сделали со мной, когда я была чуть ли не подростком. – Она замолчала и отвернулась. – И если бы ты, Габриэл, открылся мне… хотя бы в день похорон несчастной девушки, если бы захотел признать бедного малыша, мне было бы безразлично, что скажут люди и куда мы поедем. Я вырастила бы Ройала как собственного сына… Клянусь Богом, я сделала бы это, и сейчас он был бы жив.

– Дебора, – спросил он, – о чем ты все время думаешь?

Она улыбнулась:

– Я думаю, как страшно, когда Бог исполняет твое желание. – Дебора помолчала. – Я мечтала о тебе с тех пор, как себя помню. И получила.

Габриэл вернулся к окну. Лицо его было мокро от слез.

– Дорогой, моли Бога о прощении. И не прекращай просить, пока Он не даст тебе знак.

– Да, – вздохнул он. – Буду уповать на Господа.

Наступила тишина. Слышался только шум стихии. Дождь лил как из ведра. Молнии пронзали небо, сотрясавшееся от грома.

– Послушай, – сказал Габриэл. – Говорит Бог.

Он медленно поднялся с колен. Половина прихожан уже стояли: сестра Прайс, сестра Маккендлес, матушка Вашингтон. Юная Элла-Мэй сидела на стуле, глядя на лежавшего Илайшу. Флоренс и Элизабет еще не встали с колен и Джон тоже.

Поднимаясь, Габриэл вспоминал, как Господь – как давно это было! – привел его в эту церковь, как однажды Элизабет после его проповеди прошла по длинному проходу к алтарю и покаялась в своем грехе. Они поженились, потому что он поверил в ее раскаяние, поверил, что эта возникшая в его жизни женщина, она и ее внебрачный ребенок – знак от Бога. Долгие мрачные годы Габриэл ждал этого знака. И, увидев этих двоих, осознал: Господь вернул ему то, что он потерял.

Стоя вместе с другими над Илайшей, он увидел, как Джон поднимается. Юноша бросил сонный, оцепенелый, хмурый взгляд на Илайшу и, слегка поеживаясь, как от холода, посмотрел на остальных. Почувствовав отцовский взгляд, Джон перевел глаза на него.

В тот момент, лежа на полу, Илайша, осененный Святым Духом, заговорил на пламенном языке. Пока вещал Святой Дух, нечто вроде живой нити протянулось между Джоном и отцом – они, словно застыв, смотрели друг на друга. Габриэл никогда не видел такого выражения лица Джона. Пока говорил Дух, из глаз юноши глядел сам сатана. Однако эти глаза напомнили Габриэлу и другие – глаза матери, когда та била его, глаза насмехавшейся Флоренс, глаза Деборы – во время молитвы, глаза Эстер, глаза Ройала, глаза Элизабет сегодня вечером перед тем, как Рой обругал его, и самого Роя, когда тот сказал: «Ты, черный ублюдок».

Джон не сводил с него глаз и, казалось, намеревался вечно смотреть в самую глубину его души. А тот, с трудом веря, что Джон посмел держать себя так высокомерно, с гневом и ужасом взирал на дерзкого сына Элизабет, так неожиданно преуспевшего во зле. Габриэл хотел поднять руку, чтобы ударить его, но сдержался: между ними лежал Илайша. Тогда он беззвучно, одними губами произнес:

– На колени!

Джон резко повернулся – движением, подобным проклятию, – и снова упал на колени перед алтарем.

3

Молитва Элизабет

«Боже, жаль, я не умерВ земле Египетской!»

Когда говорил Илайша, Элизабет чувствовала, что это Бог шлет ей послание. Огненные слова были адресованы ей, и, если она в униженности своей их не поймет, Бог потом растолкует. Эта уверенность наполнила ее не ликованием, а страхом. Она боялась того, что услышит: какие еще беды ей предстоит вынести? Новые осуждения, испытания?

Но вот Илайша замолчал и встал. Сел за пианино. Прихожане тихо запели, а Элизабет все ждала. Перед ее глазами заколыхалось, словно в отблеске света, лицо Джона, которого она против своей воли привела в этот мир. Именно о его спасении молилась она этим вечером, желая, чтобы сын был избавлен от нещадного гнева и приведен к благодати.

Вокруг пели:

«Должен ли Иисус один нести крест,А все остальные нет?»