Идолы театра. Долгое прощание

«Russia is viable as a nation-state. I don’t think, however, that it has much of a future as an empire. I don’t think the Russians can reestablish their empire. If they’re stupid enough to try, they’ll get themselves into conflicts that will make Chechnya and Afghanistan look like a picnic»[64].

В нашем, почти буквальном, переводе это звучит так:

«Россия жизнеспособна только как национальное государство. Однако я не думаю, что у нее есть большое будущее как у империи. Я не думаю, что русские смогут восстановить свою империю. Если они будут настолько глупы, чтобы попытаться, они втянут себя в конфликты, по сравнению с которыми Чечня и Афганистан покажутся им пикником».

Угроза Бжезинского по отношению к России через Украину является очевидной. Но поиск ключевых слов в тексте разрушает сам текст. Мы пренебрегаем этим правилом. Выявление выраженной Бжезинским антироссийской угрозы, осуществляемое по ключевым словам в его монографии, не даёт нам никаких результатов. Наоборот, оно только укрепляет либеральную позицию. В итоге мы отдаем карты в руки оппонентов, признавая слабость своей информационной позиции перед теми, кто утверждает, что Бжезинский «ничего подобного не говорил». И он, действительно, ничего подобного не говорил, потому что он говорил это и только это. Но говорил он, используя перекодировку слов и понятий, свойственную для игры идолов языка.

Когда мы имеем дело с идолами языка, то есть, с постмодерной сетью, одолеть её можно, только став самой сетью, что блестяще продемонстрировали американцы в кейсе штата Чьяпас. Вскрыть имплицитный и даже плохо скрываемый подтекст текста Бжезинского можно только путем постмодерной деконструкции – отказа от поиска ключевых слов в тексте, функционирование которых разрушает текст, в пользу его маргинальных качеств, являющихся ключом к действительно важному в тексте. При этом маргиналии следует воспринимать не как симптом – ложь, за которой скрывается правда, некий текст с подтекстом, – а как фантазм – правду, которая играет саму себя, постправду. Бжезинский не призывает уничтожить Россию в прямолинейных, грубых и непристойных выражениях. Бжезинский не особенно старается, изображая возвышенного гуманиста-русофила, скрывающего свои злодейские намерения. Он открыто и спокойно говорит об удалении России из современной геополитической повестки мира, но говорит об этом особенным способом. Он ничего не скрывает и ничего не говорит прямо, что обессиливает нас. Если бы он говорил прямо, мы могли бы эмпирически верифицировать цитату. Если бы он что-либо скрывал, мы могли бы использовать симптоматический психоанализ, сатиру, расследование, правдоискательство, иронию критики.

Но желание разоблачить Бжезинского в условиях, когда он сам ничего не скрывает, но и ничего не провозглашает, и одновременно наша ментальная неспособность к использованию деконструкции и фантазмического психоанализа приводят нас к тому, что мы пытаемся уличить фантазм во лжи, воспринять

фантазм как симптом чего-то большего, чем заложенное в нём имманентно. В итоге мы пытаемся в фантазме, который является Символическим Реальным, постправдой, усилить само Реальное, выставить его в прямом свете, подобрать для него вымышленные слова, проговорить его, вскрыть ту правду, что осталась «висеть» на экстимном уровне. Русскому сознанию, безусловно, привычнее работать с прямыми верификациями фактов и нравственными разоблачениями, чем с играми идолов языка. В итоге в огромном количестве живых журналов и русских медиа появляются непроверенные цитаты, которые приписываются Бжезинскому:

«Мы уничтожили Советский Союз, уничтожим и Россию» Шансов у вас нет никаких».

«Россия – это вообще лишняя страна».

«Православие – главный враг Америки»[65].