Читаем Идолы театра. Долгое прощание полностью

Получение психотиком «пристежки» является инструментом идеологической сшивки его ущербного, травмированного бессознательного в согласованную символическую картину мира – в принудительную гармонию фантазмических элементов, в непроницаемое и замкнутое округлое целое без ссадин и трещин (симптомов), практически не дающее сбоев, поскольку строится оно на жёсткой и откровенной в своем цинизме легитимации парадоксов. Расшивка здесь – бесполезна, поскольку триггер как удар по травме вызывает деструктивный всплеск агрессии, симптоматический психоанализ сталкивается с минимальным количеством симптомов (психотик не скрывает своих перверзий), а просвещение не срабатывает, так как желания ставятся им выше знания. В 1936 году Лакан отправился в Мюнхен на Олимпийские игры, где познакомился с Геббельсом. «Пожав ему руку, – рассказывал Лакан впоследствии, – я понял, что он проходил психоанализ», – речь идет о ситуации, когда негодяев не анализируют, не потому, что это – безнравственно, а потому, что это бесполезно, хотя сами политики неизменно обращаются к психоаналитическим кейсам[113]

.

Психоаналитик может только использовать перверзивное Символическое Реальное психотика, подыграв ему и включив его картину мира в более конструктивную, с сохранением тех же фантазмов, преодолеть которые не представляется воможным: идеологическое начало в состоянии психоза не внушается извне, а растет изнутри, из глубин ущербного бытия, структурируя его посредством языка. Ущербное бытие рождает ущербную идеологию. Идеолог использует базовую травму и личное Символическое догматика, используя его фантазмы в своей машине желаний, отчуждая их от субъекта и подавая ему их заново. Недаром фашизм растет из трагического чувства массы (Дж. Агамбен)[114]

. В этих условиях пацификация как жест работы с фашистским коллективным субъектом, носителем фантазма смерти, предполагает не преодоление данного фантазма (сие невозможно), а удовлетворение нехватки любви, порожденной тревогой смерти и судьбы, более конструктивным идолом рода, нежели хтонический и некрофилический, например, коллективным трудом ради достижения мира и согласия.

Если мужество быть собой и принять на себя ответственность не может состояться, а нехватка надежды и упорства компенсируется идолом рынка, страх вины и личностного проявления замещается комфортабельным, «нестрашным», апроприированным, протестом, вписанным в систему, протестом, за который «ничего не будет». В таком случае срабатывает идол рынка, перешивающий значения слов: бунт Реального становится номинальным бунтом «на продажу», оппозиция – кукольным театром, «правое» называют «левым» и наоборот. Энергию протеста, которую система гегемонии переплавляет в удобные для себя формы, нельзя уничтожить, но можно трансформировать, направив в антифашистское русло контргегемонии.

В таком случае фантазмический психоанализ начинается не с расшивки и, тем более, не с перепрошивки субъекта, а со своеобразного «разведческого» жеста имитации

психоаналитиком перверзий его пациента, подстраивания под них, включения в психотические правила игры фантазмов: смерти, потребления, наслаждения, протеста, участия, комфорта, полноты существования, целостности. Недаром апостол Павел с каждым говорил на его языке: фактически он использовал блестящий психоаналитический жест подстройки, имитации, адаптации к пациенту. В отличие от расшивки как жеста Реального и перепрошивки как жеста Символического имитация является сшивкой и работает с самим Воображаемым, подражая отдельным иллюзорным нарративам травмированного субъекта, выращивающего идеологию как структуру из глубин своего ущербного бессознательного. Фантазмам путем премедиации – предварительного контекста трактовки понятий, вброшенного смыслового поля, – обеспечивается более конструктивный дискурс интерпретации реальности: в этом аспекте работа психоаналитика как врача по своему цинизму ничем не отличается от работы идеолога-отравителя, за исключением того, что врач работает во благо, а не ради разрушения, применяя сначала наркоз, а уже потом – скальпель и лечение антибиотиками. Сшивка с Воображаемым – это обезболивающее перед надрезом раны пациента.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Теория культуры
Теория культуры

Учебное пособие создано коллективом высококвалифицированных специалистов кафедры теории и истории культуры Санкт–Петербургского государственного университета культуры и искусств. В нем изложены теоретические представления о культуре, ее сущности, становлении и развитии, особенностях и методах изучения. В книге также рассматриваются такие вопросы, как преемственность и новаторство в культуре, культура повседневности, семиотика культуры и межкультурных коммуникаций. Большое место в издании уделено специфике современной, в том числе постмодернистской, культуры, векторам дальнейшего развития культурологии.Учебное пособие полностью соответствует Государственному образовательному стандарту по предмету «Теория культуры» и предназначено для студентов, обучающихся по направлению «Культурология», и преподавателей культурологических дисциплин. Написанное ярко и доходчиво, оно будет интересно также историкам, философам, искусствоведам и всем тем, кого привлекают проблемы развития культуры.

Коллектив Авторов , Ксения Вячеславовна Резникова , Наталья Петровна Копцева

Культурология / Детская образовательная литература / Книги Для Детей / Образование и наука
Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции
Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции

Джон Рёскин (1819-1900) – знаменитый английский историк и теоретик искусства, оригинальный и подчас парадоксальный мыслитель, рассуждения которого порой завораживают точностью прозрений. Искусствознание в его интерпретации меньше всего напоминает академический курс, но именно он был первым профессором изящных искусств Оксфордского университета, своими «исполненными пламенной страсти и чудесной музыки» речами заставляя «глухих… услышать и слепых – прозреть», если верить свидетельству его студента Оскара Уайльда. В настоящий сборник вошли основополагающий трактат «Семь светочей архитектуры» (1849), монументальный трактат «Камни Венеции» (1851— 1853, в основу перевода на русский язык легла авторская сокращенная редакция), «Лекции об искусстве» (1870), а также своеобразный путеводитель по цветущей столице Возрождения «Прогулки по Флоренции» (1875). В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джон Рескин

Культурология